Внимание это в психологии

Нет надобности подробно доказывать, что у жи­вотных переход от внимания непроизвольного к про­извольному происходит точно так же под влиянием воспитания, дрессировки; но здесь воспитатель рас­полагает для воздействия только ограниченным чис­лом простых средств. Он действует с помощью уст­рашения, лишения пищи, насилия, кротости, лас­ки и, таким образом, достигает того, что у живот­ного являются привычки, и оно с помощью искус­ственных средств становится внимательным.

Между животными точно так же, как и между людьми, есть способные к воспитанию и строптивые. Воспитатель обезьян, — говорит Дарвин, — по­купавший их в зоологическом обществе по пятиде­сяти рублей за экземпляр, предлагал двойную плату за право удерживать обезьян в течение нескольких дней у себя, чтобы сделать из них выбор. Когда его спросили, каким образом он узнает в такой корот­кий срок, будет ли данная обезьяна хорошим акте­ром, он отвечал, что все зависит от способности их ко вниманию. Если в то время, когда говорят с обе­зьяной или объясняют ей что-либо, внимание ее легко развлекается мухой, сидящей на стене, или каким-нибудь другим пустяком, то такое животное вполне безнадежно в смысле дрессировки. Когда пы­тались с помощью наказания заставить невниматель­ную обезьяну повиноваться, она становилась норо­вистой, между тем как, напротив, внимательная обе­зьяна всегда оказывается способной к дрессировке.

Добавлю от себя, что внимание – главный фактор в наработке навыков обучаемости – главный фактор внутренней мотивации к познанию. Но не всё потеряно, если у вас этот фактор развит не достаточно, есть авторская методика формирования внутренней мотивации к познанию: совместный тренинг “Формирование внутренней мотивации к познанию — стремление учиться”

Возвращаясь к хрестоматии и резюмируя сказанное, мы видим, что нашли в корне внимания лишь аффективные состояния, при­тягательные или отталкивательные стремления. Для непроизвольной формы не существует других при­чин, Для формы произвольной причины те же, но чувства более сложны, более позднего образования, опытные производные от первоначальных стремле­ний. Попробуйте в то время, когда произвольное вни­мание находится еще в периоде генезиса, пока оно еще не организовалось, не утвердилось под влияни­ем привычки, отнять у ученика самолюбие, сорев­нование, страх наказания: попробуйте обогатить ком­мерсанта и рабочего, дайте чиновнику пенсию с первых дней его карьеры, и все внимание их к не­привлекательной работе исчезнет, потому что нет более того, что вызывало и поддерживало его. Я со­гласен, что этот генезис очень сложен, но он соот­ветствует действительности. Если верить большин­ству психологов, можно подумать, что произволь­ное внимание, единственно для них существующее, хотя и представляющее форму производную и при­обретенную, – устанавливается сразу. Оно подчиня­ется мною высшему авторитету. Я даю его или отни­маю по желанию, я направляю его поочередно на различные точки, я сосредоточиваю его на одном пункте так долго, как только может продолжаться усилие моей воли. Если это описание не условно и не фантастично, если автор вывел его из собствен­ного опыта, я могу только восхищаться им. Но, по правде говоря, надобно быть лишенным всякой наблюдательности или же ослепленным предрассуд­ками. чтобы не видеть, что произвольное внимание в своей устойчивой форме есть состояние, трудно сохраняемое, и что многим не удается достигнуть его.

Тем не менее если, как мы старались это доказать, высшая форма внимания есть дело воспита­ния, полученного нами от наших родителей, учите­лей, от окружающей нас среды, дело того воспита­ния, которое мы впоследствии даем себе сами, под­ражая полученному нами от других, то объяснение это только отодвигает дальше затруднение; ведь наши воспитатели ограничивались тем, что действовали на нас, как раньше действовали на них другие, и т. д. из поколения в поколение; следовательно, это нис­колько не объясняет нам первоначального генезиса произвольного внимания.

Каким образом возникло оно? Оно возникло в силу необходимости, под давлением потребности и рядом с успехами умственного развития. Это усовер­шенствованный аппарат, продукт цивилизации. Тот же прогресс, который заставил человека в нравствен­ном строе своем заменить господство инстинктов господством интереса или долга, в строе социаль­ном перейти от первобытной дикости в состояние организованного общества, в строе политическом — от почти абсолютного индивидуализма к образова­нию государства, тот же прогресс в области умствен­ного развития заставил человека перейти от господ­ства непроизвольного внимания к господству вни­мания произвольного. Последнее служит одновремен­но следствием и причиной цивилизации.

В предыдущей главе мы заметили, что в естествен­ном состоянии как для животного, так и для чело­века возможность непроизвольного внимания слу­жит фактором первой важности в борьбе за жизнь. Как только под влиянием тех или других причин, выступивших вперед, человек вышел из дикого со­стояния (недостаток дичи, скученность населения, бесплодность почвы, соседство лучше вооруженных племен) и явилась необходимость погибнуть или при­способиться к более сложным условиям жизни, т. е. работать, внимание произвольное стадо, в свою оче­редь, фактором первой важности в этой новой фор­ме борьбы за жизнь. Как только у человека явилась способность отдаться труду, по существу своему не­привлекательному, но необходимому, как средство к жизни явилось на свет и внимание произвольное. Следовательно, оно возникло под давлением необ­ходимости и воспитания, даваемого внешними пред­метами.

Легко доказать, что до возникновения цивили­зации произвольное внимание не существовало или появлялось на мгновение, как мимолетное сверка­ние молнии. Леность дикарей известна; это подтверждают все путешественники и этнологи; примеры так многочисленны, что приводить их нет надобно­сти. Дикарь со страстью предастся охоте, войне, игре, он страстный любитель всего непредвиденного, не­известного, случайного во всех возможных формах; но постоянного труда он не знает или презирает его. Любовь к труду, есть чувство вторичного образова­ния, развивающееся параллельно с цивилизацией. Заметим, что труд составляет наиболее резкую кон­кретную форму внимания. Даже полуцивилизованные племена чувствуют отвращение к последователь­ному труду. Дарвин спросил у гаучей, преданных пьянству, игре и воровству, почему они не работа­ют. Один из них ответил: “Дни слишком длинны”. “Жизнь первобытного человека. – говорит Герберт Спенсер. – почти вся проходит в преследовании зве­рей. птиц и рыб, которое доставляет ему приятное возбуждение; для человека цивилизованного охота хотя и служит удовольствием, но далеко не таким постоянным и распространенным… Наоборот, очень слабо развитая у первобытного человека способность к продолжительному, непрерывному вниманию сде­лалась у нас очень значительной. Правда, большин­ство людей трудится по необходимости, но среди общества существуют и такие люди. для которых ак­тивное занятие составляет потребность настолько сильную, что они беспокоятся, когда им нечего де­лать. и чувствуют себя несчастными, если случайно принуждены отказаться от труда; встречаются люди, для которых предмет их исследования настолько при­влекателен, что они предаются ему в течение целых годов, почти не давая себе необходимого для их здо­ровья отдыха…”.

Произвольное внимание — явление социологи­ческое. Рассматривая его как таковое, мы лучше пой­мем его генезис и непрочность.

Нам удалось, думаем мы, доказать, что произ­вольное внимание есть приспособление к условиям высшей социальной жизни, что это дисциплина. привычка, подражание естественному вниманию, служащему ему одновременно точкой опоры и точ­кой отправления/IIДо сих пор в механизме внимания мы рассмат­ривали только то внешнее давление причин и сре­ды, которое обусловливает переход его из одной формы в другую. Теперь мы приступаем к вопросу, гораздо более темному, именно к изучению внут­реннего механизма, который усиленно поддержива­ет известное состояние сознания, несмотря на пси­хологическую борьбу за существование, постоянно стремящуюся к его уничтожению. Этот относитель­ный моноидеизм. состоящий в господстве извест­ного числа внутренних состоянии, приспособленных к одной цели и исключающих всякие другие, не нуж­дается в объяснениях для непроизвольного внима­ния. Одно какое-нибудь состояние (или группа со­стояний) преобладает в сознании, потому что оно много сильнее остальных; а много сильнее оно по­тому, что, как мы уже говорили, все стремления ин­дивидуума действуют сообща в его пользу. В произ­вольном внимании, особенно в наиболее искусст­венных его формах, замечается противоположное. Каким же механизмом удерживается это состояние?Нет надобности разыскивать, каким образом вызывается произвольное внимание в текущей жиз­ни. Оно возникает по требованию обстоятельств, как и всякое другое состояние сознания, отличие его от последнего заключается в том, что оно может быть удержано- Если ученик, не интересующийся матема­тикой, вспоминает, что ему надобно решить задачу, то это известное состояние сознания; если же он садится за работу и продолжает ее – здесь является состояние произвольного внимания. Чтобы устранить всякие недоразумения, я повторяю: вся задача за­ключается в этой возможности задержки. …

Произвольная задерживающая способность, ка­ков бы ни был ее способ действия, есть образование вторичное; она появляется относительно поздно, как и все проявления высшего порядка. Хотение в своей положительной, импульсивной форме, хотение, что-либо производящее, является первым в хронологи­ческом порядке. Хотение в отрицательной форме, препятствующее чему-либо, является позже, по Прейеру, на десятом месяце, под очень скромной формой задержки естественных испражнений.

Но каким образом нами производится задержка? На этот вопрос мы не в состоянии ответить удовлет­ворительно. Тем не менее надобно заметить, что в этом отношении мы находимся в точно таком же положении и касательно противоположного вопро­са: каким образом производим мы движение?В хотении положительном вслед за “я хочу” яв­ляется обыкновенно движение; это значит, что сна­чала возникает в мозгу деятельность двигательных образов или приспособленных двигательных следов, передача нервного возбуждения через лучистый ве­нец полосатым телам, нижнему слою ножки боль­шого мозга, продолговатому мозгу, затем после пе­рекрещивания спинному мозгу, нервам и. наконец, мускулам. В хотении отрицательном за “я хочу” сле­дует обыкновенно задержка: здесь анатомические и физиологические условия передачи не так хорошо известны: по гипотезе, изложенной выше, они нис­колько не должны отличаться от предыдущего слу­чая. Но как в том, так и в другом случае сознанию непосредственно доступны только два момента: от­правной и конечный, т. е. “я хочу” и акт совершен­ный или задержанный. Все промежуточные состоя­ния ускользают от него; оно усваивает их только путем изучения и косвенно. Итак, при настоящем состоянии наших знаний мы должны ограничиться установлением факта, что точно так же, как в на­шей власти начать, продолжать и усилить движение, в нашей же власти сократить, прекратить или осла­бить его.

Эти общие замечания приводят к одному по крайней мере положительному результату, а имен­но, что всякое хотение, будь это импульс или задер­жка, действует только на мускулы и через мускулы, что всякое другое толкование неопределенно, не­уловимо. химерично: что, следовательно, если ме­ханизм внимания двигательный, как мы утвержда­ем, то необходимо, чтобы во всех случаях внимания участвовали мускульные элементы, действительные движения или же движения в зародышном состоя­нии, на которые действует задерживающая сила. Мы имеем власть (импульсивную или останавливающую) только над мускулами произвольными; это един­ственное понятие наше о воле. Таким образом, из двух пешей нужно выбрать одну: или найти мускуль­ные элементы во всех проявлениях произвольного внимания, или же отказаться от всякого объясне­ния его механизма и ограничиться только призна­нием его существования.

Внимание останавливается произвольно на вос­приятиях, образах и идеях; или, выражаясь более точно и избегая всяких метафор, состояние моноидеизма может быть произвольно удержано на груп­пе представлений, образов или идей, приспособлен­ных к заранее намеченной цели. Нам необходимо определить те двигательные элементы, которые встречаются в этих трех случаях. …

Мы останавливались так долго на этой части нашей темы, потому что она наименее исследована, наиболее трудна и более всего подвержена критике.

Но многие читатели скажут нам: мы допускаем, что существуют двигательные элементы в восприя­тиях, в образах и в меньшей степени в понятиях; но это еще не доказывает, что внимание действует на них и через них, что оно представляет двигательный механизм. Без сомнения, относительно этого пункта нет ни одного решающего наблюдения или опыта. Убедительный опыт состоял бы в попытке уверить­ся, будет ли еще способен ко вниманию человек, лишенный двигательной способности, как внешней, так и внутренней, и только этой способности. Этот опыт неосуществим. В болезненных случаях, которые мы будем изучать позже, нет ничего подходящего. Заметим, однако, мимоходом, что невозможно раз­мышлять, когда бежишь со всех ног, даже и тогда, когда это делается без всякого другого мотива, как только из желания бежать; при крутом подъеме, даже в тех случаях, когда нет никакой опасности, не лю­буются видом. Масса опытов доказывает существо­вание антагонизма между большой тратой движений и вниманием. Правда, некоторые размышляют, ходя большими шагами и жестикулируя, но в этих случа­ях происходит скорее процесс изобретений, нежели сосредоточение, и избыток нервной силы разряжа­ется различными путями. В конце концов очевидно. что внимание есть задержка, причем эта задержка может производиться только с помощью физиоло­гического механизма, препятствующего расходу ре­альных движений в чувствительном внимании, — дви­жений. потенциальных (a l etat naissant) в размыш­лении, ибо произведенное движение – это восста­новление вовне, это уничтожение состояния созна­ния, так как производящая его нервная сила преоб­разуется в двигательный элемент. “Мысль, – говорит Сеченов, – есть рефлекс, сокращенный до двух пер­вых своих третей”. Бэн, выражаясь с большим изя­ществом, замечает: “Думать — значит воздерживать­ся от слова или действия”.

В заключение рассмотрим, что нужно понимать под ходячим выражением “произвольно направить свое внимание” и что происходит в таком случае.

То, что происходит в этом случае, — говорит Маудсли, — есть не что иное, как возбуждение изве­стных нервных токов, служащих для составления идей, и сохранение их деятельности до тех пор, пока они, лучеиспуская свою энергию, не доведут до со­знания все идеи, связанные ассоциацией, или по крайней мере возможно большее число идей, спо­собных к деятельности при данном состоянии мозга. Итак, по-видимому, сила, называемая нами внима­нием, есть скорее винт a frontе. притягивающий со­знание, нежели винт tegro, толкающий его. Созна­ние есть следствие, а не причина возбуждения. Мод­ный психологический язык переворачивает это по­ложение и, говоря вульгарно, ставит плуг впереди волов, потому что при размышлении требуется не направить сознание или внимание на данную идею, как обыкновенно полагают, но, наоборот, сообщить идее интенсивность, достаточную для того, чтобы она могла подчинить себе сознание.

Остается, однако, еще неясный пункт. Если мы допустим, что механизм внимания двигательный и что для произвольного внимания он состоит глав­ным образом в задерживающем акте, то следует за­даться вопросом, каким образом происходит эта задержка и на что она действует. Это такой темный вопрос, что приходится довольствоваться почти од­ной его постановкой; но лучше попытаться найти ответ, хотя бы и гадательный, чем отступать перед трудностью.

Быть может, не бесполезно будет поискать разъяснений среди явлений аналогичных, но более простых.

Рефлективные движения — будь это рефлексы в тесном смысле, естественные, врожденные или же рефлексы приобретенные, вторичные, упроченные повторением и привычкой — производятся без вы­бора, без колебания, без усилия и могут длиться, не вызывая усталости. Они приспособлены настолько хорошо, что приводят в движение в организме толь­ко элементы, необходимые для их осуществления. В порядке строго двигательном они соответствуют не­произвольному вниманию, которое, будучи также умственным рефлексом, не предполагает ни выбо­ра, ни колебаний, ни усилия и может долго поддер­живаться, не вызывая утомления. Существуют, од­нако. еще и другие категории движений, более слож­ных. искусственных, примером которых могут слу­жить: письмо, танцы, фехтование, все упражнения тела. механические занятия. Здесь приспособление уже не природное; чтобы приобрести его, надобно трудиться. Оно требует выбора, попыток, усилия и вначале сопровождается усталостью. Ежедневное на­блюдение доказывает, что в самом начале произво­дится большое число бесполезных движений: ребе­нок, который учится писать, двигает всей рукой, глазами, головой и иногда частью туловища. Цель, к которой должно стремиться в данном случае, со­стоит в том, чтобы противодействовать рассеянию труда и с помощью ассоциаций и диссоциаций осу­ществить максимальное количество работы с ми­нимальным усилием. Причина этого факта заклю­чается в следующем: не существует изолированных движений; сокращающийся мускул действует на соседние и часто на многие другие. Это достигается путем часто повторяемых попыток, благодаря счас­тливой случайности: ловкие люди успевают быст­ро, неловкие — медленно или даже никогда. Но ме­ханизм остается все тот же: он состоит в усилении известных движений, координировании их в одно­временно действующие группы или же в последовательные ряды и в исключении всех остальных, т. е. в их задержке.

Точно так же действует и внимание произволь­ное или искусственное. Приготовляясь к этому тя­желому состоянию, мы видим, как возникают груп­пами или рядами различные состояния сознания: это зависит от того, что нет изолированных состояний сознания, точно так же как нет изолированных дви­жений. Между ними многие не служат главной цели и отвлекают от нее. Здесь также существуют состоя­ния сознания бесполезные или вредные, которые по возможности следует устранять. Добрая часть нашей задачи состоит в этой отрицательной работе, кото­рая удаляет из сознания посторонние элементы или приводит их к наименьшей интенсивности. Каким образом достигается это, когда удается? Приходится или отказаться от всякого объяснения, или же до­пустить, что двигательные элементы этих состояний сознания подвергаются задержке. В таких случаях мы очень ясно ощущаем непрерывное усилие. Может ли оно возникнуть иначе, как вследствие энергии, по­траченной на задержку? Ведь обыкновенное течение мысли, предоставленной себе самой, свободно от усилия. Если нам возразят, что, судя по этому, ос­новной механизм произвольного внимания останется скрытым, мы ответим, что скрытым остается меха­низм всякого хотения. В сознание проникают лишь два крайних момента; отправной и конечный; все остальное происходит в области физиологической, причем безразлично, нужно ли действовать или пре­пятствовать. произвести движение или задержку. Внимание есть состояние ума минутное, преходя­щее: это не постоянная сила, как чувствительность или память. Это форма (стремление к моноидеизму), которой подчиняется материя (обыкновенное течение состояний сознания); его исходной точкой служит случайное стечение обстоятельств (внима­ние непроизвольное) или установление заранее оп­ределенной цели (внимание произвольное). В обоих случаях необходимо участие аффективных состоя­ний или стремлений. Они направляют все. Если их нет, ничто не удается; если они подвергаются ко­лебаниям, – внимание неустойчиво: когда они пре­кращаются, внимание исчезает. Когда, таким обра­зом, является преобладание одного какого-либо со­стояния сознания, механизм ассоциации приходит в движение сообразно своей многосложной форме. Направляющая работа состоит в том, чтобы выб­рать и удержать в сознании (посредством задержки других) приспособленные состояния, но таким об­разом, чтобы они могли развиваться, в свою оче­редь, благодаря ряду подборов, задержек и усиле­ний. Больше внимание не может дать ничего; оно ничего не создает, и если мозг бесплоден, ассоци­ации бедны, оно функционирует напрасно. Напра­вить но произволу свое внимание составляет труд, невозможный для многих и подверженный случай­ностям для всех.IIIВсякому по опыту известно, что произвольное внимание всегда сопровождается чувством усилия, прямо пропорциональным его продолжительности и трудности поддержать его. Откуда берется это ощу­щение усилия и что оно означает?Усилие при внимании есть частный случай уси­лия вообще, которого наиболее обыкновенным и наиболее известным проявлением служит усилие, сопровождающее мускульную работу. Относительно происхождения этого чувства было высказано три мнения:

1) Оно происхождения центрального и. пред­шествуя движению или по крайней мере одновре­менно с ним, направляется изнутри наружу; это чув­ство центробежное, исходящее, чувство затрачивае­мой энергии; оно не происходит, как ощущение в тесном смысле, от внешнего влияния, переданного центростремительными нервами (Бэн).

2) Оно происхождения периферического и, яв­ляясь вслед за произведенными движениями, направ­ляется снаружи внутрь; это чувство входящее, чув­ство энергии, которая была уже потрачена; оно, как всякое другое ощущение, передается от периферии тела к мозгу с помощью центростремительных не­рвов (Бастиан, Феррье, Джеме и т. д.).

3) Оно есть одновременно явление центральное и периферическое: существует совместно и чувство затрачиваемой силы или чувство иннервации, и чув­ство произведенного движения; оно сначала центробежно, затем центростремительно (Вундт). Эта сме­шанная теория, по-видимому, разделяется и И. Мюллером, одним из первых физиологов, изучав­ших этот вопрос. ..

Теперь мы в состоянии ответить на поставлен­ный выше вопрос о происхождении чувства усилия и о значении его.

Происхождение его кроется в тех физических состояниях, которые мы уже столько раз перечис­ляли и которые составляют необходимые условия внимания. Внимание не что иное, как их отражение в сознании. Оно зависит от количества и от качества мускульных сокращений, органических изменений и т. д. Точка отправления внимания имеет характер периферический, как и всякого другого ощущения.

Эта точка отправления означает, что внимание есть состояние ненормальное, непрочное, вызываю­щее быстрое изнурение организма, ибо усилие кон­чается утомлением, утомление же ведет, в свою оче­редь, к функциональному бездействию.

Остается неясным один пункт. Когда мы перехо­дим от обыкновенного состояния к состоянию чувствительного внимания пли размышления, то при этом происходит увеличение работы. Человек, уто­мившийся от продолжительной ходьбы, от сильно­го напряжения мысли или изнемогающий от потреб­ности сна по истечении дня, выздоравливающий после серьезной болезни, – словом, все расслаблен­ные неспособны ко вниманию, потому что оно, как и все остальные формы труда, требует запасного ка­питала, готового к израсходованию. Таким образом, в переходе от состояния рассеянности к состоянию внимания происходит преобразование силы напря­жения в живую силу, переход потенциальной энер­гии в энергию активную. Это-то и есть начальный момент, очень отличный от момента чувствуемого усилия, являющегося его следствием. Я делаю это замечание мимоходом, не останавливаясь на нем.

ПСИХОЛОГИЯ ВНИМАНИЯ ч.2

Т. Рибо Хрестоматия по вниманию / Под ред. А.Н.Леонтьева, А.А.Пузырея, В.Я.Романова. М,. Изд-во Моск. ун-та, 1976