Об этапах развития человеческого языка

Прежде, чем начать читать эту статью, или после её прочтения, предлагаю ознакомиться с возможностью узнать собственную семантику, с помощью тестов на сайте моятема-мояжизнь.рф. Батарея тестов этого сайта особенно полезна для учёных-исследователей, аспирантов и дипломников, проводящих экспериментальные исследования в форме семинаров и тренингов, а также для тренеров, ведущих тренинги. 

Вопрос о происхождении и путях доисторического развития человеческого языка имеет несколько граней, несколько важнейших аспектов. При подобном исследовании всегда встает извечная проблема глоттогенеза, или первичного происхождения языка, с ее главным вопросом: являются ли все языки мира потомками одного “перво-языка”, или же язык, как, например, огонь, появился в арсенале первобытного человека независимо во многих местах планеты. Однако, оставив эту проблему как требующую отдельного изучения, сосредоточимся на том, какие стадии своего развития прошел человеческий язык с тех пор, как люди стали понимать друг друга на слух, и до сегодняшнего дня, когда языков на планете более 6000 – и все они разные.

На первом, древнейшем этапе человеческий язык предстает перед нами лишь как набор различного рода звуковых сигналов, имеющих ситуативное значение для конкретного племени первобытных охотников и собирателей. Система ситуативно-значимых выкриков и голосовых сигналов существовала у человекообразных существ еще до появления на земле вида Homo Sapiens – подобно современным человекообразным обезьянам, тогдашний человек обладал голосовыми связками и другими органами речи в достаточной мере, чтобы производить определенный, пусть и очень ограниченный набор звуков.

Выкрики могли быть предупреждающими (“вижу зверя”, “опасность”, “берегись”), эмоциональными (“хорошо”, “больно”, “приятно”) или же просто окликающими – таким образом, эти звуки не составляли еще слов в нашем понимании этого термина и выглядели приблизительно как наши сегодняшние междометия: эй!, ой!, ну?, а!, хе! и т.п. Более того, можно предположить, что в ту эпоху состав междометий был приблизительно тем же, что и в современном языке: во всяком случае, если капнуть человеку на руку раскаленным воском, то вне зависимости от его родного языка, в девяти из десяти случаев его восклицание будет однотипным.

На этом же этапе развития человек развивает в своем языке и отдельное междометие для выражения отрицания. Интересно, что в большинстве языков мира отрицательная частица содержит носовой звук: рус. не, лат. ne-, in-, скр. mA, кор. ani, яп. -nai, иврит En, и т.д. Можно сделать вывод, что носовой звук лежал в основе первобытного выражения отрицания, что, возможно, ассоциация отрицания именно с носовым лежит в человеческой психологии.

В русском разговорном языке существует общеизвестное отрицание, передаваемое гортанным звуком, в процессе произнесения которого рот закрыт, а воздух идет через нос. Этот специфический звук является носовым, но без какой-либо дополнительной артикуляции, свойственной обычным носовым согласным языка. На этапе междометий человек еще не различал понятий и не использовал для них обозначения в виде звукоразличительных слов. На втором этапе человек начинает формировать основной лексикон. К этому моменту система органов его речи уже сформировалась, и человек получает возможность произносить довольно большой набор звуков.

Современная фонетическая система языков мира содержит сотни звуков в зависимости от места образования (зубные, губные, гортанные и пр.), звонкости (глухие, звонкие) и многих других признаков. Все они были в принципе доступны и древнейшему Homo Sapiens, однако какие из них он начал употреблять в первую очередь, неизвестно. Лишь некоторые элементы этой “первобытной фонетики” можно предположить: например, доказано, что для выражения большей эмоциональности во многих языках мира, не связанных генетически, к смычным звукам добавляется признак придыхания. Происходит разделение звуков на гласные и согласные. При этом базой фонетики языка, его основным звуковым составом стали согласные: они формируют корни слов всех языков мира, в то время как гласные играют в основном формообразующую роль.

Распределение гласных в корнях слов происходило, видимо, в тесной связи с семантикой: известно, что гласными “нейтрального” типа были o, e, i, u; долгие гласные (как и удвоенные согласные) употреблялись для образования эмоциональных форм слов (ср. в русском разговорном языке ба-а-льшой корабль). Аналогично маркированными в индоевропейском праязыке были слова с корневым гласным *a – звук этот был сравнительно малоупотребителен в языке.

Речевой запас тогдашнего человека не превышал 200-300 понятий – прежде всего самого примитивного уровня, обозначающих основные предметы вокруг него, названия ближайших родственников, растений, животных, инструментов и предметов домашнего хозяйства. Можно назвать несколько источников образования первых слов:

1) Звукоподражания. Человеку свойственно подражать различным природным звукам и основывать на них лексические понятия. Такие русские слова, как жужжать, квакать, свистеть, храпеть, жук, зинзивер, шорох, капать, скользить совершенно очевидно происходят от характерных звуков, выражаемых данными понятиями. В составе любого современного языка есть лексический фонд звукоподражаний: появились они в языке очень давно. Человек прислушивался к голосам животных, птиц, звукам окружающего мира и ассимилировал их под свой речевой аппарат, потому что так было легче объяснить эти понятия собеседнику.

2) Слова т.н. “детского языка”. Существует научная теория, объясняющая происхождение человеческой речи именно из слов детского языка. И хотя большинство ученых не разделяют этой гипотезы, происхождение ряда терминов именно из языка детей несомненно. Прежде всего это основные термины родства, обозначающие родителей и ближайших родственников: например, рус. мама имеет практически идентичный эквивалент во множестве языков мира, отнюдь не родственных русскому. И даже в тех случаях, когда звучание этого слова не совпадает с русским, его происхождение не оставляет сомнений: к примеру, в грузинском слово деда означает “мама” – но произошло этого слово опять-таки из детского языка.

Лингвисты спорят, являются ли слова гот., греч., лат. atta, хетт. atta-, алб. at [1] (все обозначают “отец”) генетически родственными или же произошли независимо друг от друга из детского языка. В пользу второй версии выступают слова других языковых семей, например, эламское atta, хурритское attai- с тем же значением [2]. Интересно, что слово, обозначающее “маму”, во всех языках складывается из двух одинаковых слогов, что в сознании человека воспринимается как закон: например, древнеяпонское wawa “мама” по всем законам японской фонетики должно было в новояпонском трансформироваться в *hawa, но этого не произошло: вопреки закономерностям, японцы стали говорить haha, т.к. для говорящих состав этого слова из двух одинаковых слогов оказался важнее законов фонетической трансформации, считающихся в лингвистике не знающими исключений [3].

В древнейшем человеческом языке одной из важнейших черт лексики было стремление к конкретности, в результате чего развилась чрезвычайно глубокая детализация лексики – названий животных, растений, климатических процессов, цветов. Древний человек не умел еще выводить общие, абстрактные понятия из увиденного вокруг, он не знал слово “дерево”, зато использовал десятки терминов для указания видов деревьев. (Кстати, русское слово “дерево” происходит от названия древесины как материала, индоевропейского *dherw-). Такая конкретика в лексиконе языка существуют на земле до сих пор – как правило, такой особенностью обладают языки народов, до недавнего времени удаленных от цивилизации. В эскимосских языках существует 14 различных существительных со значением “снег” (падающий, лежащий, крупчатый, снежинками, хрустящий, талый и пр.); в корейском языке используется до 30 слов для оттенков черного цвета. В языке Австралийский абориген не знает слова “дерево”, зато при вопросе “что это?” отвечает – “это эвкалипт, это секвойя, это пихта” и т.д.

Помимо природных явлений, детально были проработаны в древних языках и другие сферы понятий: названия инструментов, родственные отношения. Древние языки индоевропейской семьи демонстрируют развитую систему терминов родства, сохранившуюся в современных языках лишь частично. Наши предки гораздо лучше ориентировались в таких терминах, как шурин, деверь, золовка, невестка и другие – в наше же время они скорее определяются как устаревшие, будучи замененными в разговорном языке расширительными терминами брат жены, сестра мужа, жена сына и т.д. Аналогичный процесс замены терминов произошел во всех европейских языках: сегодня немногие в Великобритании помнят древнеанглийское слово tacor, абсолютное большинство использует заменительный термин brother-in-law и для “зятя”, и для “шурина”, и для “деверя”.

Современный человек привык обобщать и не испытывает необходимости конкретизировать, однако для древнего человека такие вещи имели значение. Что касается грамматики первобытного языка, то его слова еще не различались по частям речи, и тем более не могли изменяться. Таким образом, пользуясь современными понятиями языковой типологии, такой язык можно назвать близким к изолирующим языкам, подобным современному китайскому или вьетнамскому. Слова в таком языке односложны, каждое слово выражает определенное понятие и может употребляться в предложении самостоятельно. При этом по форме слова никак нельзя определить, к какой части речи оно относится.

В современных изолирующих языках одно и то же слово может в предложении являться определением, подлежащим или сказуемым: например, кит. dao может переводиться на русский язык прилагательным “правильный”, глаголом “быть правым” или существительным “истина”. Смешение частей речи, которые для русскоязычного человека, свойственно многим языкам мира: в корейском слово кхыда означает и “большой” как прилагательное, и “быть большим” в качестве глагол: слова такого рода принадлежат к одной части речи. Аналогичную картину восстанавливают, к примеру, для праязыкового состояния семитских языков. В прасемитском языке слова не различались между частями речи: слово обозначало как само действие, так и процесс действия – “охота”, “охотиться”. Скорее всего это “первослово”, состоящее из чистого корня, использовалось в форме приказа, призыва: “иди!”, “смотри!” Такой вывод можно сделать, исходя из форм повелительного наклонения как в семитских, так и в индоевропейских языках – они и сегодня представляют собой чистый корень, без аффиксации и приращений (англ. go!, нем. geh!, лат. orna! украшай , фин. anna! дай! , араб. qtul делай! ). Из этого можно сделать вывод, что наиболее древней формой глагола в человеческом языке является повелительное наклонение [4].

Многообразия форм имени и глагола, существующего уже в самых ранних засвидетельствованных формах древних языков, на первобытном этапе, разумеется, еще не существовало. Однако наиболее примитивные формы словоизменения уже начинали появляться. Одной из таких форм, видимо, у древнего человека являлось отражение множественного числа предметов: его древнейшим видом стало удвоение (редупликация), распространенное и сегодня средство выражения множественного числа существительных в различных языках мира. Малайские языки используют редупликацию как основное средство образования множественности: индонезийское buku книга – мн.ч. buku-buku. В языке сомали мн.ч. от прилагательного dEr длинный – dEr-dEr. Любопытную параллель можно обнаружить в семитских и индоеквропейских языках в образовании древнего термина колесо от первичного значения катиться : ие. *kwel- катиться, круглый в результате удвоения привело к образованию *kwel-kwlos *kwe-kwlos колесо (санскритское cakra-, греч. kuklos колесо , тохарское kukal повозка ); в иврите глаголу galal катить соответствует galgal колесо .

Если в системе имени редупликация служит для обозначения множественности, то в глаголе удвоенная основа обычно означает интенсивность действия: сомали bod прыгать , bod-bod много прыгать, язык масаи irub завязать , irub-irub крепко завязать [5]. Ср. в русском: бежать быстро-быстро (т.е. “очень быстро”), арбуз большой-пребольшой. На более поздних стадиях развития языка редупликация начинает сокращаться, повторяется уже лишь один слог корня или только один согласный звук. Снижается и значение этого вида словообразования – очевидно, одного из наиболее древних. В большинстве современных языков для образования именных и глагольных форм используются в основном более “продвинутые” средства: аффиксация, чередование гласных в корне, флексии или служебные слова.

Все описанное выше – лишь некоторые из аспектов того языка, на котором разговаривал человек десятки тысяч лет назад. И хотя тысячелетия отделяют нас от речи людей того времени, не оставивших письменных свидетельств своего общения, сравнительно-историческое языкознание способно дать ответы на многие вопросы о том, каким был язык наших далеких предков.

Примечания.

  • 1. Бенвенист 1995, стр. 147-148, 292-294.
  • 2. Friedrich 1952, стр. 38.
  • 3. Бурлак, Старостин 2001.
  • 4. Гранде 1998, стр. 243.
  • 5. Там же, стр. 105.

Литература:

  1. Friedrich J., Hethitisches Woerterbuch. Heidelberg, 1952-1954.
  2. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. Бурлак С.
  3. А., Старостин С.А., Введение в лингвистическую компаративистику. М., 2001.
  4. Блумфилд Л. Язык. Благовещенск, 1999.
  5. Гранде Б.М. Введение в сравнительное изучение семитских языков. М., 1998.
  6. Гамкрелидзе Т., Иванов В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Благовещенск, 1998
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий