ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ 1. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ КАК ПРОБЛЕМА

Может ли человек построить собственную жизнь изначально по плану, замыслу; может ли он на каком-то этапе действительно круто ее изменить, как часто он обещает себе начать “жить заново”? Нужно ли специально вырабатывать идеи, принципы, в которых воплотился бы смысл того самого главного и сокровенного, к чему стремится, чего желает достигнуть человек? Или эти принципы возникают только в результате жизни как ее обобщенный и осмысленный опыт? Как руководствоваться ими в повседневных обыденных заботах, делах? Нужно ли вырабатывать отношение к собственной жизни – к своему прошлому и будущему – или нужно жить как живется, учиться лишь использовать каждый ее момент, случай? Эти и многие другие вопросы встают перед людьми, перед каждым в разной мере и в разные периоды жизни – или когда жизнь только начинается и обещает так много, или когда, разочаровавшись, человек спрашивает себя, могло ли быть иначе, так ли я жил. В отличие от жизни социальной в личной жизни человека нет тех критериев, норм и стандартов, как нет и инстанций, которые могли бы судить и оценивать, хорошо ли сложилась его жизнь, благополучна ли, правильна ли она. Жизненные достижения, успехи, как правило, оцениваются лишь по социальным меркам и критериям – стал хорошим специалистом, добился славы, успехов, постов, материальных благ. Однако трудно себе представить, что именно эти достижения при всей их социальной значимости могут быть критериями для тех, кто их не достиг, не получил, не заработал. Простой человек не просыпается с горькой мыслью, что он не министр, а мать троих детей не начинает день с сожаления, что она не доктор наук, не академик. И как ни свойственна людям подражательность, все же каждый может легко утешить себя, сказав, что у него есть свое, а другого ему и не нужно.

В таком случае возникают вопросы: возможна ли постановка проблемы личной жизни; можно ли в ее осмыслении пойти по пути сравнения судеб людей, если эти судьбы так различны? Одна мать расскажет другой, что ее сын до сих пор не определился профессионально, меняет один институт на другой, раздумывает, имеет ли смысл получать высшее образование. Но другая мать вряд ли ее поймет, потому что ее сын увлекся физикой еще в школе, она вообще не заметила, как он поступил в институт: все шло легко и как бы само собой. Сейчас сын уже с увлечением разрабатывает сложную научную проблему. И т.д. Она вряд ли сумеет дать своей подруге полезный совет, потому что в свое время не обсуждала с сыном проблем выбора профессии, не прилагала каких-то специальных усилий для его благополучного профессионального становления.

Подобных личных проблем можно привести множество, причем в жизни одних людей их оказывается больше и они сложнее, запутаннее, в жизни других они разрешаются как бы сами собой. Личные проблемы включают множество конкретных проблем: воспитание детей, взаимоотношения с мужем (женой), с родителями, выбор профессии. Сложность их в том, что никто не имеет универсального правила, как разрешать тот или иной конфликт, как поправить семейную ситуацию, как изменить свою профессионально неудавшуюся судьбу. Тем более сложно разрешить такие внутренние проблемы, которые проявляются в ощущении пустоты и скуки жизни, в недовольстве собой и людьми.

И тем не менее, говоря об отсутствии каких-то критериев и норм, по которым можно было бы оценивать жизнь человека извне, он сам имеет главный и безошибочный критерий, который, хотя и не поддается логическому объяснению, но вряд ли может быть истолкован произвольно. Этот критерий – удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью. Он имеет множество оттенков в зависимости от типов людей. Один человек недоволен жизнью, но винит в этом окружающих. Он говорит, что ему не дали, не создали условий, не открыли дорогу. Его нельзя переубедить тем, что рядом с ним такой же человек в тех же условиях живет полной, увлекательной, интересной жизнью. Другой человек несет в себе глубокое недовольство собой, он полон сожалений, что многое в свое время упустил, но не замечает, что продолжает жить по раз и навсегда выбранному стандарту, не пытается что-то изменить в своей жизни, хотя его жизнь еще далеко не окончена.

Удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью – сложное, но всегда обобщенное чувство состоявшейся или несостоявшейся, удачной или неудачной жизни. Не в последнюю очередь оно сложно и потому, что мы сами иногда ведем с ним двойную игру. Испытывая разочарование в одном, мы утешаем себя победой в другом, подводим все к какому-то балансу. Но при этом не замечаем, что лишь успокаиваем себя, загоняя вглубь чувство недовольства, вместо того чтобы раскрыть его причины и реально изменить жизнь. Удовлетворенность – чувство верности, подлинности своей жизни – это порой едва ли не единственный источник наших жизненных сил, жизненной стойкости, жизненной инициативы, нашей способности идти вперед. В свою очередь неудовлетворенность, доходящая порой до полного отчаяния, также способна толкнуть нас на решительный и единственно правильный шаг – попытаться изменить свою жизнь.

Так можно ли и нужно ли обсуждать проблему личной жизни, можно ли делать это в каких-то общих терминах, понятиях, аспектах? Чтобы ответить на этот сложный вопрос, нужно сначала обрисовать тот социальный контекст, в котором, как нам кажется, сегодня возникла проблема личной жизни. Мы являемся участниками в известном смысле уникального этапа общественной жизни. В последние десятилетия в сознании каждого утвердился приоритет общественных ценностей, общественных дел, общественных идеалов, своеобразная модель коллективной, массовой, безличной жизни. Каждый в своей жизни был готов терпеть любые лишения, невзгоды. Перспективы личной жизни человека отождествились с радужными перспективами жизни общества, что привело к представлению о второстепенном характере собственной жизни. Наверное, трудно найти другой такой народ, в котором вера в общественный идеал настолько заслонила бы реальные жизненные проблемы, трудности и недостатки жизни. Когда в стране началась перестройка, от каждого потребовалось его собственное мнение, которое до сих пор однозначно должно было совпадать с общим, исходить из него и приводить к нему. Откуда же мог возникнуть особый, индивидуальный, тем более новый взгляд на вещи, события, ситуации” социальные процессы, если многие годы даже по поводу собственной жизни люди размышлять не умели и по-своему не жили?Не только страх, но и вера в общее дело, особенно присущая нашему народу, способствовали формированию общества, в котором была сведена к минимуму индивидуальность, в котором личность отрицалась как реальная общественная единица, в котором действовали лишь центробежные силы. Понятие “личность” наполнялось только социально типичными характеристиками советского человека, определялось по отношению к благу общества, общественным целям, ценностям, критериям. Если личность как-то выделялась, то только по этим критериям (как герой труда и т.д.).

Достаточно обратиться к истории, чтобы увидеть в ней принципиально разные модели структурирования обществ: в одних общество складывалось из почти тождественных индивидов, в других – из различных, а потому взаимодополняющих друг друга. Можно привести в пример исторически ранние типы обществ, где индивидуальная жизнь не выделялась ни в социальном, ни в правовом, ни в экономическом, ни тем более в психологическом отношении: община существовала лишь на основе идентичности всех людей, а не как общность различных индивидов. По работам К. Маркса можно проследить, на каких этапах с разделением труда появляются другие способы общественной жизни, предполагающие различия индивидов.

Общество, складывающееся из индивидуальностей, не обязательно должно быть обществом только индивидуалистов, которые используют общественные интересы в личных целях и тем самым разрушают целое. Модель общества, складывающегося из взаимодополняющего многообразия индивидуальностей, а не унифицированных индивидов, является по сравнению с безличным, отрицающим индивидуальность обществом прогрессивной и продуктивной. Принцип демократизации предполагает такую модель, а она в свою очередь предполагает личную жизнь.

Такое уточнение необходимо прежде всего для ответа на поставленные выше вопросы. В течение многих лет общественной жизнью и сознанием стандартизировалась, нивелировалась не только индивидуальность, но даже личность, а декларируемый индивидуальный подход на практике рассматривался чуть ли не как потакание личным причудам, поскольку не существовало никаких социальных критериев индивидуальности, квалификации” высшего уровня развития и индивидуальности профессионала, не говоря уже о личности.

Сегодня, когда представилась возможность сопоставлять идеал и реальное развитие (в экономической, идеологической и других сферах), принцип идентичности личности и общества, стандартизации всех людей обнаружил свою несостоятельность. Означает ли это, что в качестве новой ценности на первый план выдвигаются ценности данной, реальной личной жизни, что общественные перспективы уходят на задний план? Наблюдая сегодняшнюю действительность, можно сказать, что некоторые люди использовали возможности перестройки, ее экономические реформы, открывшие путь индивидуальной деятельности, а с ней и частным инициативам. Их жизнь действительно стала особенной… но только по своей материальной обеспеченности. Но означает ли это, что стала более индивидуальной, интересной их личная жизнь, что они стали как личности представлять для общества большую ценность? Сегодня сплошь и рядом представление о личной жизни связывается с инициативой, ведущей к материальному обогащению. И хотя это продуктивно в социально-экономическом смысле, но нельзя и преувеличивать этот аспект.

Конечно, в обсуждение начинают вовлекаться очень сложные вопросы о соотношении личной и общественной жизни (в плане экономическом и ценностном). К сожалению, критика мещанства, соответствующих потребительских тенденций часто велась с альтернативных позиций “честной бедности”, а не с позиций, отстаивавших ценность личной жизни как индивидуального способа жизни человека, как творчества жизни.

Эти планы нельзя противопоставлять, но одним из проявлений зрелости личности является способность установить тот свой “порог”, при котором она считает удовлетворенными свои материальные потребности и начинает рассматривать их лишь как одно из условий жизни, направляя свои жизненные силы на другие цели. Эта способность личности “переключить” свои жизненные стремления с материальных на другие ценности и является, собственно, показателем того, что она начала жить личной жизнью.

К сожалению, в силу тенденций стандартизации реальность личной жизни была сведена к минимуму и неодобрительно оценивалась общественным сознанием как стремление уйти от общественной жизни, как противопоставление личных интересов общественным и т.д.

Демократия предполагает активное участие масс в общественных процессах, что подразумевает плюрализм, разнообразие, множество точек зрения. Но если иметь в виду не только различие мнений, но и индивидуальность личности, т.е. разнообразие ее жизненных качеств, то на какой почве оно может возникнуть? Мы предполагаем, что особенность взглядов, разнообразие убеждений связаны с особенностью жизненной позиции, с индивидуальностью способа жизни.

Первый подход к проблеме личной жизни предполагает освобождение от тех бесчисленных стереотипов, в которых мы привыкли ее осмыслять. Либо личная жизнь – это быт, домашнее хозяйство, семья, те крохи свободного времени, которые остаются на чтение, хобби, здоровье, либо личная жизнь – это альтернатива общественной жизни, т.е. эгоизм, предпочтение личных интересов общественным, и т.д. Для восстановления полноты реалий и понятия личной жизни необходимо, по-видимому, освободиться и от тех стандартов понимания общественной жизни и тех безличных форм, к которым свелась общественная жизнь личности. Последняя стала формальным присутствием в общественном месте в течение общественно необходимого времени: чем больше времени сидеть на собрании, присутствовать в стенах учреждения, не производя ни мысли, ни продукта, тем больше значило быть человеком общественным, жить общественной жизнью.

Создание, осмысление, наконец, построение личной жизни отнюдь не являются альтернативой общественной жизни, а прежде всего есть условие полноценного включения в последнюю. Однако такое включение может произойти только на основе собственного индивидуального отношения к общественной жизни и ее формам. Таким образом, личная, жизнь это не частная жизнь, которая противопоставлена общественной. Она предполагает и общественное, и познавательное, и эстетическое, и этическое отношения к миру и людям [См. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1976. С. 344-345.].

Один из европейских психологов начала века провел следующий эксперимент. Он попросил двух молодых женщин описать свою работу. Одна из них начала с описания того, что она непосредственно делает, описала те бумаги, которые заполняет, затем куда их относит, ход их движения к начальству и таким образом, отправляясь от себя как центра, дала некоторое описание учреждения, где работает. Другая начала со структуры учреждения и, обрисовав всю иерархию, нашла в ней свое место и функции.

Отсюда видно, что в сознании разных людей строится собственное представление о той или иной структуре общественных учреждений и этот образ всегда структурирован по-своему. Но если обратиться к студентам-старшекурсникам, смогут ли они дать описание если не структур профессиональных учреждений (которые им могут быть неизвестны), то хотя бы своих представлений о структурах их будущей профессии, о ее разных функциях и вариантах и т.д.? На что же опирается их профессиональный выбор, если такие представления отсутствуют? О каком отношении к социальным проблемам может идти речь, если нет этих представлений? Речь идет не только о конкретных знаниях социальных институтов, но и о том, что на их основе человек должен формировать свое отношение к тому, во что на каждом этапе своей жизни он включается, входит, к чему приобщается. При этом он должен решать, насколько он адекватен в данном, а не в другом месте, насколько его способности, знания, наконец, личность соответствуют тем социальным требованиям, условиям, структурам, в которые он попадает. Исходным для этого является наличие у него представления и мнения о них. Иными словами, человек соотносит себя с множеством социальных условий, форм и структур жизни (прежде всего, конечно, профессиональных), ее явных и скрытых принципов и механизмов, определяя свою траекторию движения в них. В этом и состоит первая и основная проблема его личной жизни.

Соотнести себя с формами социальной жизни, в которых предстоит жить и действовать, выявив свои возможности, особенности, и на этом основании определить свое место в этих формах, структурах – такова одна из главных задач индивидуальной жизни. Но эта задача может быть и поставлена и решаться по-разному. В течение многих лет она решалась в нашей стране путем социализации, т.е. адаптации человека ко всем социальным условиям, путем его полного приспособления к универсальным требованиям, а потому путем нивелирования его индивидуальности.

Авторитетный французский социальный психолог С. Московиси считает, что решение этой задачи возможно путем индивидуализации, который обеспечивается обществом. Сравнивая традиции семейного воспитания и способа образования во Франции и США, он отмечает, что американцы стремятся как можно раньше снять опеку над ребенком в семье, тогда как французская семья продолжает опеку и в студенческом возрасте. Формирование индивидуальности, самостоятельности является достижением личности, но его поддерживают и образовательные институты. Но здесь речь идет об обеспечении индивидуализации обществом.

Задачу выработки своей индивидуальной “траектории” внутри социальной жизни должен решать каждый человек независимо от ее решения обществом и даже от того, насколько оно (общество) способно обеспечить развитие и использование индивидуальностей, а не усредненных индивидов. Таким образом, личная жизнь вопреки тому, как мы привыкли ее понимать, – это прежде всего личное, индивидуальное участие и особенный способ осуществления жизни общественной, профессиональной и т.д.

В силу того что до сих пор личная жизнь была принципиально отделена от социальной (профессиональной и т.д.), а последняя осуществлялась внеличностным образом, между личной и общественной жизнью человека возникало много противоречий. Личность сталкивалась с социальными трудностями или оказывалась внутренне раздвоенной. Противоречия эти касались прежде всего общественных идеалов и реальной практики жизни, далеко от них отставшей.

Нередко такое противоречие оборачивалось для одного человека тем, что он активно реализовал общественные ценности и цели в своей социальной жизни, профессии, труде, но уже в личной жизни считал себя вправе не придерживаться социальных норм. Другой лишь формально жил гражданской профессиональной жизнью, сосредоточивая все свои способности и интересы в сфере личной жизни. Третий, строго говоря, не умел интересно и полнокровно жить профессиональной жизнью и… не успевал жить личной жизнью.

Не всегда осознается тот факт, что целостность личности достигается только при целостностном способе ее жизни (а целостность жизни исключает ее ограничение одним планом, скажем только жизни бытовой или даже узкопрофессиональной, ее раздвоение на жизнь показную, внешнюю и подлинную, внутреннюю). Целостность жизни личности в свою очередь является предпосылкой ее активности, инициативы, ее индивидуальных проявлений, которые невозможны при внутренней раздвоенности.

В “Записках писателя” Н. Телешов описывает литературно-общественную жизнь, которая складывалась вокруг известных писательских “Сред” (объединения, в которое входили Чехов, Горький, Андреев и другие известные русские писатели). Участники “Сред” не только читали и обсуждали литературные произведения, но и создали книгоиздательство писателей, которое не только публиковало произведения этих авторов, но и боролось против эксплуатации частными издателями писательского труда (например, А. П. Чехова). Оно материально помогало начинающим и бедным писателям, имело суд чести, который брал под свою защиту людей, оказавшихся в самых сложных социально-нравственных ситуациях, и т.д. Эта же организация оказывала материальную помощь пострадавшему во время войны населению: армянскому, польскому, грузинскому и т.д. “Члены “Среды”, – писал Телешов, – имели возможность влиять на самые разнообразные стороны жизни. Через Литературно-художественный кружок они помогали писателям, артистам, художникам и просто людям труда, впавшим в беду или крайность; через Общество периодической печати и литературы с его судом чести защищали права и достоинство отдельных деятелей науки и литературы, через кассу взаимопомощи литераторов и ученых собирались ими по трудовым грошам товарищеские средства” [Телешов Н. Записки писателя. М., 1987. С. 74.]. Средства от издания первой книги сборника “Знание” были отчислены в распоряжение Литературного фонда, Высшим женским курсам, Женскому медицинскому институту, Обществу учителей и учительниц на общежитие для детей, Обществу охранения народного здоровья на постройку детского дома, на Народную читальню в Кеми [См. там же. С. 114].

Этот пример довольно типичен для русской дореволюционной жизни. Он показывает, что люди, истинно озабоченные общественными делами, не отделяли свою профессиональную жизнь от жизни общественной (под которой сегодня часто понимают “общественную работу”), а последнюю – от жизни личной, осуществляли свою общественную деятельность как глубоко личное дело. Это характерно для всех известных ученых – Менделеева, Пирогова (именем которого было названо крупнейшее общество), участвовавших в суде присяжных, и т.д. Можно много рассказывать о жизни Толстого, сыгравшего огромную роль в общественной жизни России, в судьбах сотен людей, в организации образования и т.д. Не существовало профессиональных барьеров, рамок, которые бы извне предписывали тому или иному человеку – ученому, писателю – род его обязанностей. Общественная жизнь впитывала в себя глубоко личные инициативы передовых людей, которые проводились в действительность вопреки запретам царской цензуры и т.д.

Речь идет, однако, не об отдельных примерах (и сегодня живут и активно действуют в общественной жизни люди, подобные упомянутым выше, и в нашем обществе много людей талантливых, инициативных). Речь идет о тех принципах, которые до сих пор у нас пронизывали структуры общественной жизни и определенным образом деформировали личную жизнь и саму личность, о том, насколько принципиально отличен способ жизни людей, которые своими индивидуальными усилиями могут интегрировать разные сферы общественной жизни, реализуя в них единые гуманистические принципы, от такого, при котором люди, напротив, едва успевают решать отдельные частные жизненные задачи.

Цельность, полнокровность, интенсивность жизни личности не имеют ничего общего с тем, когда активность человека идет в разных направлениях и разрывается между ними на отдельные, раздробленные дела, звонки, визиты, неотступной волной захлестывающие жизнь, превращающиеся в самоцель, когда одни собрания сменяют другие, парализуя собственные инициативы и начинания человека, лишая его активность необходимой целостности, смысла. Соотношение желаемого и требуемого оказывается противоречивым, иногда несовместимым, и постепенно человек начинает уступать необходимости, часто сугубо формальной, внешней, второстепенной. Структура личности постепенно перестраивается, хотя часто человек этого и не замечает: он делает все, что “нужно”, без учета своих желаний, а затем и самого себя. Тем самым его активность деформируется, его воля и инициативы исчезают, индивидуальность стирается.

В качестве второго шага к решению проблемы личной жизни может служить четкое разделение, с одной стороны, заинтересованности общества в индивидуальном вкладе каждого человека в общественную жизнь, в направленности на использование его способностей и, с другой стороны, создания самой личностью условий для развития своей индивидуальности. Психологи могут ставить и изучать только последний вопрос и именно в этом контексте обсуждать проблему индивидуальной жизни, или жизненной стратегии.

Самая большая сложность в постановке проблемы личной жизни в том, чтобы именно осознать ее как проблему, представить ее себе не такой, как она стихийно складывается, а какой она могла бы быть при наличии разума и усилий. Ее сложность в том, что за жизненными фактами, событиями и явлениями не всегда “проглядывает” их сущность, их смысл для человека, что и придает им характер его собственной жизни и связывает воедино. Трудность обсуждения проблемы жизни в том, что мы всегда имеем как бы два ее ряда: это внешние дела, события, поступки и стоящие за ними цели, намерения, которые человеку далеко не всегда удается реализовать в объективном ходе жизни, а потому жизнь нельзя оценивать ни по одним фактам, ни по одним намерениям.

Сложность обсуждения проблемы личной жизни связана с огромной разницей судеб людей, сравнивая которые мы убеждаемся в том, что один в итоге жизни теряет то многое, что имел вначале, а другой все приобретает собственными силами, один удовлетворен, а другой не удовлетворен жизнью, один полон оптимизма, а другой опускает руки. Можно ли найти единый подход ко всему многообразию индивидуальных историй жизни, тем более что именно эти различия часто считаются “личным делом” каждого человека? Чтобы ответить на эти непростые вопросы, можно обратиться к философским и психологическим традициям, в рамках которых развивалось представление о жизни отдельного человека, концепция жизни.

Абульханова-Славская К. А. Стратегия жизни. – М.: Мысль, 1991. – с. 10-75

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий