Каждая новая смерть напоминает мне о …

Каждая новая смерть напоминает мне о том, что нужно открыть сердце, что любовь никогда не умирает. С. Левин Болезненные реакции горя являются искажениями нормального горя. Однако, трансформируясь в нормальное горе, они находят свое разрешение. К болезненным реакциям можно отнести следующие: 1. отсрочка реакции (в результате определенных причин человек может почти или совсем не обнаружить своего горя в течение недели, а иногда даже и нескольких лет); 2. повышенная активность без чувства утраты (экспансивная или авантюрная деятельность на фоне хорошего самочувствия и вкуса к жизни); 3. появление у клиента симптомов последнего заболевания умершего (эти симптомы являются выражением невротической идентификации, либо психосоматики);4. ряд психосоматических заболеваний; 5. изменения в отношениях к друзьям и родственникам (избегание общения, социальная изоляция); 6. яростная враждебность против определенных лиц (часто направлена на лечащего врача, представителей власти, силовых структур и др.); 7. дальнейшая утрата форм социальной активности (утрата решительности и инициативы, невозможность выполнить даже простейшую деятельность самостоятельно); 8. ажитированная депрессия (напряжение, возбуждение, бессонница, чувство малоценности, самообвинения) [15].

После смерти близкого человека обычно наступает период тяжелейших эмоциональных сдвигов. В 60-ые г.г. Е. Кублер-Росс пришла к выводу о том, что воздействие на личность известия о смерти имеет несколько стадий. Первая стадия этого периода, как правило, стадия шока: трагическое известие вызывает ужас, эмоциональный ступор, отстраненность от всего происходящего или, наоборот, внутренний взрыв. Мир может казаться нереальным: время в восприятии клиента может ускоряться или останавливаться, пространство – сужаться. Иногда человек в этом состоянии проходит механически через все положенные ритуалы. Следующая стадия – стадия отрицания, которая характеризуется неверием в реальность потери. Человек убеждает себя и других в том, что «все еще измениться к лучшему», что «врачи ошиблись», что «это просто обморок и он скоро вернется» и т.д. Сознание не допускает до себя мысль о чьей-то смерти, оно сторонится боли, которая грозит разрушением, и не хочет верить в то, что собственная жизнь теперь тоже должна измениться. В этот период жизнь напоминает дурной сон, и человек отчаянно пытается «проснуться», чтобы убедиться в том, что все осталось как прежде. Отрицание – это естественный защитный механизм, поддерживающий иллюзию о том, что мир будет меняться, следуя за нашими «да» и «нет», а еще лучше – оставаться неизменным. Но постепенно сознание начинает принимать реальность потери и ее боль, – как будто до того пустое внутреннее пространство начинает заполняться эмоциями. И тогда приходит третья стадия – стадия агрессии, которая выражается в форме негодования, агрессивности и враждебности по отношению к окружающим; обвинении в смерти близкого человека себя, родных или знакомых, лечившего врача, Бога и др. Находясь на этой стадии столкновения со смертью, человек может угрожать «виновным» или, наоборот, заниматься самобичеванием, чувствуя свою вину за произошедшее. Об этой стадии С. Левин написал так: «Раздражение возникает из чувства беспомощности, которое всегда было, но теперь оказалось в центре нашего внимания. Гнев – это просто изолирующее болезненное переживание. Быть с человеком, который раздражен «несправедливостью жизни», означает быть мягким и податливым для его огорчений, стать открытым пространством, в котором буря скоро утихнет. Для этого нужно работать с собой» [14, с. 270].

Когда злость находит свой выход и интенсивность эмоций снижается, наступает стадия депрессии – тоски, одиночества, ухода в себя и глубокого погружения в правду потери.

И какими непереносимыми не были бы чувства вины, ощущения несправедливости и невозможности дальнейшего существования, все это – естественный процесс переживания утраты. Для некоторых людей выход из этого состояния становится практически невозможным, однако большинство клиентов, спустя определенное время способны начать восстанавливать свою жизнь, приняв случившееся. Ведь, как мы говорили выше, чтобы справиться с таким событием как смерть, его надо ПЕРЕжить, отгоревать. И чем полнее человек позволяет себе сделать это, чем больше он готов впустить потерю в свою жизнь, тем легче ему принять смерть и в той или иной степени смириться с нею. И если он сможет открыть свое сердце горю, то в ответ сердце поможет ему понять смысл этого горя и обрести прощение. По-видимому, именно на эту стадию приходится большая часть работы горя, потому что человек, столкнувшийся со смертью, имеет возможность сквозь депрессию и боль искать смысл произошедшего, переосмысливать ценность собственной жизни, постепенно отпускать отношения с умершим, прощать его и себя. В этом смысле депрессия является продолжением творческого процесса поиска себя и своей жизни. Погружение в уныние дает возможность увидеть то, от чего человек так долго бежал: это своеобразная остановка, позволяющая видеть целое. Считается, что справиться с водоворотом можно только нырнув к его началу: это ныряние и есть стадия депрессии, главное – вовремя из нее вынырнуть. Люди, достигшие этого, проделывают большой путь не только в оплакивании потери, но и в поиске себя, своей связи с миром, причин и значения случившегося. Такая внутренняя работа знаменует переход к завершающей стадии горевания.

Как мы видели выше, предыдущие стадии были связаны с сопротивлением смерти, а сопутствующие им эмоции носили, в основном, разрушительный характер. Пятая стадия горевания – это стадия принятия смерти. Очевидно, сущестует несколько уровней принятия. Одним из распространенных уровней является покорность, как называет ее С. Левин «коммуникативная разновидность депрессии»; «еще один побег от страха, смерть перед смертью» [14, с. 275], тихое отчаяние и безнадежный застой.

Другим уровнем является понимание, что со смертью близкого человека собственная жизнь не потеряла смысл, – она продолжает иметь свою ценность и остается такой же значимой и важной, не смотря на потерю. Человек на этой стадии может простить себя, отпустить обиду, принять ответственность за свою жизнь, – происходит возвращение себе себя самого. Переживания такого характера могут нести в себе новую идею собственной жизни, переосмысление ценности бытия и, в конечном итоге, признание мудрости и глубокого смысла во всем происходящем. С этой точки зрения смерть может дать нам не только страдание, но и более полное ощущение жизни; подарить переживание единства и связи с миром, обратить человека к себе.

Кажется, что все очень просто: всего пять шагов от шока до полного принятия смерти. На самом деле, нет никаких стадий. Есть только непрерывно изменяющийся поток сознания, мерцание которого бросает напуганную смертью душу от раздражения к принятию, а потом – в глубокую депрессию и снова в агрессию. И так снова и снова, проходя по несколько раз одни и те же сомнения, мысли, чувства, фантазии, страхи. Мы говорим о стадиях переживания потери, стадиях горя, стадиях умирания потому, что это помогает нам сконцентрироваться на потоке бесконечных изменений внутри человека и понять их суть. И не смотря на то, что мы выделяем общие закономерности, каждый человек – это особый случай; это не «стадия», а беспрерывный процесс изменений, наполненных жизнью, страданием и поиском.

Проводя человека через различные стадии переживания потери, горевание, тем не менее, выполняет ряд «психотерапевтических» задач (по Г. Уайтеду):

1. Принять реальность потери. Причем не только разумом, но и чувствами;2. Пережить боль потери. Как мы говорили выше, боль высвобождается только через боль, а это значит, что пережитая боль потери рано или поздно все равно проявиться в каких-либо симптомах, в частности в психосоматических;3. Создать новую идентичность, то есть найти свое место в мире, в котором уже есть потеря. Это значит, что человек должен пересмотреть свои взаимоотношения с умершим, найти для них новую форму и новое место внутри себя;4. Перенести энергию с потери на другие аспекты жизни. Во время горевания человек поглощен умершим; ему кажется, что забыть о нем или перестать скорбеть равносильно предательству. На самом деле возможность отпустить свое горе дарует человеку чувство обновления, духовного преображения, переживание связи с собственной жизнью.

Рассмотренные выше задачи горевания могут являться также и стадиями психотерапевтического процесса. Говоря о психологической помощи, следует отметить также некоторые принципы работы горя (по Г. Уайтеду).2. Ритуал называния. Исцеление предполагает, что у потери есть имя, название; только в этом случае ее можно оплакать. Этот принцип говорит также о том, что ситуацию горя важно рассказывать, так как в ней много деталей и много энергии. Как говорил Г. Уайтед, только рассказывая историю, можно создать контекст для сострадания.

3. Горевание – это, во-первых, процесс, а во-вторых, – нелинейный процесс. Важно помнить о том, что в ходе этого процесса внутренняя жизнь меняется: в начале человек переживает душевный хаос с преобладающими негативными чувствами, а в конце возникает ощущение, что некоторые части внутреннего мира как будто перестроились, сложились в новую структуру.

В связи с нелинейностью процесса нужно сказать о том, что прощание с потерей может застать в любом месте; очень часто горевание «выныривает» совершенно непредсказуемо. Человеку кажется, что он уже вполне справился с горем и может продолжать нормальную жизнь, но болезненные переживания могут застать врасплох. Воспоминания о потере неожиданно нахлынут в течение ответственных переговоров на работе, заставят плакать во время поездки на природу или вдруг погрузиться в себя посередине всеобщего веселья. Эта особенность горевания еще раз подчеркивает то, что душевная жизнь протекает по своим законам, не подчиняясь сознательной логике и имеет собственную динамику.

4. Работа с горем должна всегда признавать наличие во внутреннем опыте как клиента, так и терапевта негативного, темного. Как писал К.

Г. Юнг, судьба души – это «небеса и ад» и «без переживания этой противоречивости нет опыта целостности, а тем самым нет и внутреннего доступа к священным образам» [24, с. 249]. Работа со смертью – это всегда обращение сначала к темному, а лишь затем – к светлому, поэтому в терапевтическом процессе должно быть пространство для выражения негативных эмоций и темных субличностей. Однако и психотерапевт, работая с горем клиента, должен быть готов к встрече со своей тенью – чувствами досады, раздражения, разочарования и злости.

Как мы говорили выше, наше отношение к смерти, по большей части, основано на страхе и страх – это то, с чем придется столкнуться и клиенту, находящемуся в горе, и терапевту, находящемуся с клиентом. И если не испугаться этих страхов, а пойти им навстречу, то, проходя через пугающие переживания, можно преобразовать их в любящее сострадание, вернув тем самым силу страха себе. Как пишет В. Жикаренцев, «когда страх встанет перед вами во весь рост, достигнет максимума, он опрокинется, и вы перейдете в какое-то из состояний любви, потому что любовь есть противоположность страху» [ 7, с. 85].

Например, отношение клиента к своей темной части, представлявшейся в виде Демона – огромного, обладающего нечеловеческой силой, злого, агрессивного и безжалостного, имеющего отвратительную внешность (открытые раны; части тела, лишенные кожи; торчащие из мышц кости), постепенно меняется. Вместо страха перед могуществом Демона и его безжалостностью у клиента появляется сочувствие к его страданиям и ранам. Демон перестает быть пугающим и опасным, потому что клиент начинает видеть в нем израненное существо, нуждающееся в помощи, поддержке и заботе; существо, которое устало от борьбы и боли и которое злиться, так как чувствует себя отчаявшимся и беспомощным. Такое преобразование страха в сострадание является целительным, так как позволяет человеку по-новому взглянуть на себя и на потерю, соприкоснуться со своей глубинной болью, увидеть ее и принять. Как сказал Эммануэль, «страх – это когда просто смотришь в зеркало и корчишь гримасы самому себе».

5. В работе с горем, по словам Г. Уайтеда, всегда есть точка прорыва. Это похоже на то, что В. Жикаренцев назвал «перекидывание монады»: «Любой процесс, завершаясь, переходит в свою противоположность. Если вы достигли чего-то, вы переходите в противоположное состояние» [8, с. 22]. Применительно к нашей теме это звучит так: если человек отдался процессу горевания полностью и прошел через все его аспекты, то в конечном итоге он выйдет к чувству светлой радости и прощения. На уровне образов точка прорыва в терапевтическом процессе – это как будто в темной комнате открыли окно и в нее ворвался солнечный свет. Иногда в ходе терапии таких точек может быть несколько, поэтому важно внимательно отмечать их появление.

6. Горевание требует разрешения. Если у горя есть точка начала, значит у него должно быть и окончание, но для того, чтобы этот процесс завершился эффективно, клиенту нужно чувствовать понимание и принятие со стороны консультанта. Это далеко не новые принципы консультирования, мы говорили о них и раньше, но здесь хотелось бы еще раз обратить на это внимание. В рамках психологической помощи должно быть создано психотерапевтическое пространство, которое позволило бы горю разрешиться, вылиться, выразиться, вырваться наружу, а так как горе, по большей части, – это страх, гнев, вина, обида, страдание, боль и слезы, то все эти чувства должны иметь возможность быть принятыми – бережно, осторожно и со вниманием.

7. А для этого консультанту очень важно работать с собой и со своим горем. Это важно потому, что обращение к психологической реальности, к тончайшим оттенкам переживаний, к сфере духовной и душевной жизни, соприкосновение с неизведанными тайнами бессознательного и глубиной человеческих страданий, то есть каждое наше взаимодействие с судьбой и внутренним миром другого человека, требует от нас собственной внутренней работы, неустанного поиска гармонии с собой и с миром, постоянного обращения не только к профессиональной, но и к личной ответственности, честности, открытости и этике. А это значит, что психотерапевту надо неустанно работать с собой, шаг за шагом осваивая пространство души (и, в первую очередь, своей), где все происходящее наполнено жизнью и непрерывным движением.

8. Еще одним принципом, который выделил Г. Уайтед, является связь между горем и сообществом. Он говорил о том, что горевание всегда приходит к сообществу, питает его и зависит от него. Этот принцип проявляется в поиске горюющим человеком новой идентичности, своего нового места в сообществе (в семье, на работе, в стране, на планете, в мире). Горевание действительно всегда в том или ином смысле приходит к сообществу, так как переживание потери требует, с одной стороны, поддержки, а с другой, – осознания того, «что я делаю в этом мире?». Поэтому, проходя через потерю и одинокость, человек больше начинает ценить связь с другими людьми, с сообществом, которая, в свою очередь, помогает ему отгоревать.

9. И последний принцип, который можно выделить при работе с горем – это помнить не только об ограниченности, конечности и смертности, но и о безграничности, вечности и цикличности. Это то, о чем мы уже говорили: любая медаль имеет две стороны, а значит в любой потере сокрыт дар. Говоря словами С. Левина, «возможно, это самое трудное искусство, которым мы можем овладеть – искусство доверять не только радости, но и страданию; умение открываться горю, каким бы оно ни было, не теряя из виду совершенство вселенной» [14, с. 114].

Говоря о различных аспектах психологической помощи при переживании потери, стоит обратить внимание и на такую тему, как:Работа с детьми, пережившими утратуУ детей другие представления о жизни и смерти, чем у взрослых. Как пишет С. Левин, «возможно, многие не бояться небытия потому, что совсем недавно пришли оттуда» [14, с. 136]. Считается, что у детей до 2-х лет вообще нет никакого представления о смерти. Между 2-мя и 6-тью годами у них развивается представление о том, что умирают не навсегда (смерть как отъезд, сон, временное явление) [9]. В ранние школьные годы дети относятся к смерти как к чему-то внешнему: они персонифицируют ее либо с определенным лицом (например, приведением), либо идентифицируют с покойником. Часто дети в этом возрасте (5 – 7 лет) считают собственную смерть маловероятной; эта мысль приходит к ним позже, примерно к 8 годам. По данным P. Blos (1978), для детей между 6 – 10 г.г. смерть становится более реальной и окончательной. И если в начале этого возрастного этапа они думают, что разум, умение и ловкость позволят им ее избежать (так как она может быть персонифицирована), то к 10 годам они понимают, что смерть – часть общих интересов и принципов, которые управляют миром [9]. К подростковому возрасту дети уже разделяют концепцию взрослых о смерти, и собственная смертность становится для них очевидной, однако они в большей степени, чем взрослые, склонны верить в бессмертие души.

Дети, узнав о смерти родителя или близкого родственника, проходят через те же стадии – шок, отрицание, гнев, депрессия и отчаяние, чувство вины и постепенное принятие. Однако период острого горя у них обычно короче, чем у взрослых. Среди особенностей поведения детей, переживших утрату родителя, можно выделить следующие: ребенок плачет, надеется на возвращение родителя, иногда начинает его искать, иногда описывает яркое ощущение его присутствия, иногда злиться из-за утраты и винит окружающих, иногда обвиняет умершего родителя или боится потерять выжившего.

Обычно родители стараются скрывать от детей свои чувства по поводу утраты. Это объясняется не столько тем, что родители не хотят расстраивать детей, сколько их собственным страхом перед интенсивностью детских эмоций. Однако скрывание факта смерти родителя или запрет на выражение чувств не несет в себе ничего, кроме патологических реакций, среди которых можно выделить:энурез, заикание, сонливость или бессонница, обкусывание ногтей, анорексия (отсутствие аппетита), галлюцинации;длительное неуправляемое поведение;острая чувствительность к разлуке;полное отсутствие каких-либо проявлений чувств;отсроченное переживание горя (актуализированное, например, каким-либо психотравмирующим или кризисным событием);депрессия (у подростков – это гнев, загнанный внутрь) [1]. Детям легче перенести печаль и горе членов семьи, чем молчание или неправду [9], поэтому ребенок должен быть включен в переживания всей семьи и его эмоции ни в коем случае не должны быть игнорированы. Это самое основное правило, так как ребенок тоже должен отгоревать свою потерю. Как пишет по этому поводу А.

Д. Андреева, «…горе. Не пережитое вовремя, может вернуться месяцы или годы спустя» [1, с. 89]. В период горевания, особенно острого горя, ребенок должен чувствовать, «что его по-прежнему любят и что он не будет отвергнут» [1, с. 89]. В это время ему нужна поддержка и забота со стороны взрослых (родителя или психолога), их понимание, доверие, а также доступность контакта, чтобы в любое время ребенок мог поговорить о том, что его волнует или просто посидеть рядом и помолчать.

В любом случае, как пишет А.

Д. Андреева, «невозможно дать рецепт по каждому отдельному случаю. Главное – исходить из потребности ребенка в любви и внимании к нему» [1, с. 89]. Наверное, самый лучший способ помочь ребену справиться с горем – это доверять естественному ходу самого горя, чувствовать состояние и потребности ребенка, находящегося в этом процессе. Необходимо также помочь родителю помогать ребенку. Для ребенка важно выразить свои переживания – будь то желание поплакать или отреагировать свой гнев, рассказать грустную или смешную историю об умершем, посмотреть вместе фотоальбом с его фотографиями, сделать ему подарок, нарисовать свои чувства или подержаться в тишине за руки.

При создании соответствующих условий работа горя у детей проходит также, как и у взрослых. Благоприятными для детей условиями проживания горя являются следующие: хорошие отношения с родителем до его смерти;получение адекватной информации, откровенных ответов на вопросы ребенка;участие в процессе оплакивания вместе со всей семьей;хорошие отношения с оставшимся в живых родителем и уверенность в нерушимости этих отношений.

Тема психологической помощи детям, пережившим утрату, неизменно подводит нас к следующей проблеме.

Умирающие детиМожно смириться со смертью, когда под ней подразумевается избавление от старости, немощи и болезней, но как смириться с потерей ребенка? Такая смерть полностью разрушает представление родителей о справедливости, мудрости и доброте мира. Одной из причин такого разрушения может являться отношение к ребенку как к части себя. Родители желают ребенку лучшей жизни, передают то, что сделали или, наоборот, не успели. В этом смысле ребенок – возможность достижения бессмертия, живое воплощение их продолжения. Теряя его, родители теряют часть себя, своей жизни, своего будущего. И если представить жизнь как бесконечную череду возможностей, то смерть ребенка – это умирание надежды на возможность бессмертия.

В том случае, если в семье есть неизлечимо больной, умирающий ребенок, то психологическая помощь требуется и ребенку, и его родителям. Однако как пишет С. Левин, «работая с умирающими детьми, я убедился, что они умирают легче, чем взрослые. Возможно, это связано с тем, что они еще не пытались контролировать мир, и поэтому у них в уме нет такого напряжения. Они более открыты текущему положению вещей. Я заметил, что чем меньше ребенок, тем меньше он боится смерти. Страх, который я часто нахожу у них, – это отражение ужаса их родителей. …Поскольку дети обладают большей верой и более тесным контактом с бессмертием, смерть им не кажется проблемой. Кажется, что самой большой проблемой умирающих детей является страдание, которое они причиняют своим родителям» [14, с. 136]. Часто дети чувствуют свою вину за то, что делают больно родителям; что их болезнь заставляет родителей страдать, а нередко и ссориться между собой. Переживание собственной вины и сострадание к предвосхищающему горю родителей вносит в жизнь умирающего ребенка напряжение, не дающее ему «уйти с миром». Другой составляющей может быть переживание несправедливости Бога (или жизни). Как пишут об этом Э. Кэсон и В. Томпсон: «Если бы Бог был добр, а вы были бы хорошим человеком, тогда вы должны были бы оставаться бессмертным. Каким-то образом выходит, что вы страдаете, вы прикованы к постели, вы теряете силы и должны умереть. Это должно означать или то, что Бог не существует, или что Он недобр, или что дурны вы сами» [13, с. 303]. Но в страдании заключена возможность СО-страдания, возможность быть более открытым и заботливым, дар доброты и любви. Физическая боль, которую испытывает ребенок, обязательно что-то привносит в его душу. Это то, о чем можно говорить с детьми; то, что можно искать вместе с ними в их страданиях; то, чему они и их родители могут учиться благодаря болезни ребенка и его смерти. Сложно сказать об этом лучше, чем сказал С. Левин: «Родители должны помогать друг другу открыться страданию, принять его и позволить сердцу раскрыться, стать ранимым и чувствительным к истине. Смерть ребенка дает возможность достичь глубокого понимания, заботы и любви. Мы можем использовать свое смятение для того, чтобы открыться более полно, чтобы как можно глубже войти в это последнее общение. И тогда, как сказал Рабиндранат Тагор в своем стихотворении «Конец», «Когда придет тетушка с подарками и спросит: «Где наш малыш, сестра?», – мать тихо скажет ей: «Он в зрачках моих глаз. Он в моем сердце и в моей душе» [14, с. 139].

Используемая литература:

1. Андреева А.

Д. Как помочь ребенку пережить горе //Вопросы психологии. №2. М., 1991. С. 87-96.2. Бах Р. Чайка Джонатан Левингстон. Иллюзии. – М.: София, 1999.

3. Гроф С., Хэлифакс Дж. Человек перед лицом смерти. М., 1996.

4. Гуревич П.

С. Размышления о жизни и смерти // Психология смерти и умирания: Хрестоматия /Сост. К.

В. Сельченок. – Мн.: Харвест, 1998. С. 608 – 626.

5. Дубровский Д.

И. Смысл смерти и достоинство личности. // Философские науки, № 5, 1990.

6. Жизнь после смерти /Под ред. П.

С. Гуревича. Магадан, 1992.

7. Жикаренцев В. Жизнь без границ. СПб., 1998.

8. Жикаренцев В. Путь к свободе: добро и зло. Игра в дуальность. СПб., 1996.

9. Исаев Д.

Н. Психосоматическая медицина детского возраста. – СПб.: Специальная Литература, 1996.10. Йоманс Т. Введение в психологию духовного измерения // В кн.: Психосинтез и другие интегративные техники психотерапии / Под ред. А.

А. Бадхена, В.

Е. Кагана. М.: Смысл, 1997. – 298 с. С. 154 – 196.11. Калиновский П.

П. Переход: Последняя болезнь, смерть и после. – М.: 1991.12. Ксендзюк А. Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика. Одесса, Хаджибей, 1995.13. Кэсон Э., Томпсон В. Работа со стариками и умирающими // В кн.: Психотерапия и духовные практики: Подход Запада и Востока к лечебному процессу. / Составитель В. Хохлов. – Мн.: “Вида – Н”, 1998. С. 296 – 311.14. Левин С. Кто умирает? К.: София, 1996.15. Линдеманн Э. Клиника острого горя // Хрестоматия по патопсихологии. М., 1980.16. Маслоу А. Психология бытия. М., 1997.17. Монтень. Опыты: В 3-х кн.: Т.1. М.: Голос, 1992.18. Мэй Р. Любовь и воля. – М.: Рэфл бук, Ваклер, 1997.19. Рейнуотер Дж. Это в ваших силах. Как стать собственным психотерапевтом. М.: Прогресс, 1993.20. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс,1990.21. Фромм Э. Искусство любить. М.: Педагогика, 1990.22. Харониан Ф. Подавление Высшего // В кн.: Психосинтез и другие интегративные техники психотерапии / Под ред. А.

А. Бадхена, В.

Е. Кагана. М.: Смысл, 1997. – 298 с. С. 92 – 107.23. Хуземан Ф. Об образе и смысле смерти. – М.: Энигма. – 1997.24. Юнг К.

Г. Архетип и символ. М., 1994.25. Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Независимая фирма “Класс”, 1999. – 685 с.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий