ПРОБЛЕМА ЛИЧНОСТНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВРЕМЕНИ ЖИЗНИ

ПЛАНИРОВАНИЕ ВРЕМЕНИ И ЖИЗНЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ Эту проблему мы попробовали разрешить в теоретическом и эмпирическом исследовании жизненных перспектив. Одним из наиболее исследованных в психологии разделов жизненного пути является проблема жизненных или временных перспектив (Р. Кастенбаум, К. Левин, Дж. Нюттен и др.) [1) Gold T. Cosmic Processes and the Nature of Time // Mind and Cosmos. Essays in contemporary Science and Philosophy. Pittsburgh, 1966. P. 329. 2) Interdisciplinary Perspectives of Time // Annals of the New York Academy of Sciences, 1967. Vol. 138, part. 2. P. 367-415. 3) Lens W. A multu-dimensional questionnaire measure of time perspective // XXVI International congress of psychology. Montreal, Canada, August 16-21, 1996. 4) Lens W., Moreas M. A. Future-time perspective: an individual and a societal approach// Psychology of future orientation / Ed. Zalesci Z. Lublin, 1994. P. 23-38. 5) Nuttin J. Time perspectives in human motivation and Learning. Acta psychologica. 1964. P. 23, 60-84.]. Известно, что среди большого числа исследований жизненных или психологических перспектив одни исследуют будущее относительно прошлого и настоящего, другие – с точки зрения его структуры, третьи – ценностного содержания. В русле когнитивизма эти исследования приобрели несколько формализованный характер: во-первых, учитывался только осознанный мысленный прогноз будущего, во-вторых, преимущественно близость-отдаленность, дробность-глобальность, конкретность-глобальность жизненных планов. В какой-то мере эту формализованную методику реализовал и отечественный психолог А. А. Кроник, приступивший после В. И. Ковалева (и на основе ряда заимствованных у нас идей) к интенсивной разработке своей хронологической методики [Головаха Е. А., Кроник А. А. Психологическое время личности Киев, 1984.]. В качестве одного из основных в ней фигурировал вопрос “до скольких лет Вы предполагаете дожить?”Наш подход к изучению жизненных перспектив базировался, прежде всего, на типологическом принципе. Мы предполагали, что не все типы личностей располагают развитой интеллектуальной способностью предвидения, прогнозирования будущего. Поэтому на основе сочетания метода интервью, методики на мотивацию достижения и метода незаконченных предложений мы выявили и доказали эмпирически гипотезу о существовании трех типов жизненных перспектив (или трех типов личностей с выраженными особенностями их жизненных перспектив).1. Когнитивная перспектива (что подтвердило многочисленные исследования когнитивного направления), когда личность способна сознательно и достаточно детально строить жизненные планы, структурировать будущее, видеть свои перспективы и себя в будущем. Однако, как показали наши пилотажные исследования, такая когнитивная способность типологически варьирует (не все лица способны “теоретизировать” будущее, а те, кто способен к такой теоретизации, могут не иметь собственно личностной перспективы). Но очевидно, что это сознание может быть оторвано от реальной мотивации, уровня притязаний, инициативности личности, не “поддержано” ими. Это означает отсутствие личностной готовности такие перспективы реализовать. Но, в свою очередь, такая готовность может быть у лиц, которые не очень отчетливо представляют себе будущее теоретически.2. Личностно-мотивационная – когда отсутствует когнитивный план или даже сколько-нибудь четкие представления о будущем, однако мотивация достижения создает могучую направленность личности в будущее и определенную гарантию его реализации. Последняя представляет собой целостную (в том числе мотивационную) готовность к трудностям, даже к неопределенности, что Расходится с собственно когнитивным планом.

3. Жизненная перспектива создается предшествующей жизнью, когда уже достигнутая личностная жизненная позиция дает личности потенциал, приоритеты, которые гарантируют успешное будущее. Последняя перспектива может быть объяснена в категориях “уровня”, достигнутого к настоящему моменту, который тем самым обеспечивает успешность в будущем. Жизненная перспектива, по-видимому, это реальный жизненный потенциал личности, заложенный ее прошлым опытом, уровнем ее развития, ее наличными способностями, что и составляет реальную движущую силу, гарантируя успешность ее будущего. Жизненная позиция может быть тупиковой, закрыть личности возможность ее движения в будущее (даже при наличии когнитивной перспективы и мотивационной готовности). В иных случаях она открывает новый уровень возможностей, которые личности остается только реализовывать, воплотить в формах жизни.

Она может быть объяснена и интересным понятием “старт”, введенным Б. Г. Ананьевым при анализе жизненного пути. Хотя понятие “старт” Б. Г. Ананьев употребил соотносительно с понятием “финиш”, тем самым как будто обозначая лишь начало и конец пути, но на самом деле в нем скрыта и качественная характеристика: насколько успешно стартует человек, настолько он имеет “форы” относительно других.

Под жизненной позицией и ее уровнем мы подразумеваем полученное человеком образование, уровень профессионализма, социальное положение и ряд других приоритетных социальных позиций, а также его личностные достижения, прежде всего личностную зрелость, богатство освоенных жизненных отношений.

Детерминация этих типов позволила разрешить вышеуказанное противоречие: мотивация достижения (и мотивация как таковая) не является единственной детерминантой активности личности, побудителем ее движения в будущее, временная проекция личности может строиться преимущественно на мотивации, но и на других механизмах. Позднее другими эмпирическими методами Т. Н. Березиной была еще раз подтверждена правомерность этих трех типов жизненных перспектив.

Продолжая исследование жизненных перспектив в условиях произошедших резких социальных изменений, т.е. в контексте психосоциального подхода, А. Н. Славская получила следующие данные. Сравнение разных возрастных групп (75 человек – дети в возрасте 10-13 лет, 78 – студенты, 76 – профессионалы в возрасте 30-45 лет и 80 – пенсионеры) показало, что у 80% детей и 65% пенсионеров жизненная перспектива блокирована, представления о будущем неопределенны. У 75% студентов жизненные перспективы когнитивно структурированы, определенны, как и у 52% профессионалов. Жизненные перспективы у профессионалов, рассмотренные в соответствии с критериями оптимизма-пессимизма, использованными в исследовании Ленца и др. [147, 148], обнаруживают преобладание оптимизма-пессимизма в связи с: а) уровнем удовлетворенности (устанавливаемого на основе опросника по 5-балльной системе); б) типом ответственности (Л. И. Дементий); в) субъект-объектной идентификацией (Г. Э. Белицкая); г) тревожностью (по тесту Спилбергера).

Высокий и низкий уровень удовлетворенности тесно связаны с оптимистической или пессимистической перспективой. Средний уровень удовлетворенности не имеет значимых корреляций с оптимизмом-пессимизмом.

Тип личностной ответственности, связанный с осознанием себя в качестве субъекта (выявляемый сочетанием оригинальной методики Л. И. Дементий и глубинного интервью), даже при средней удовлетворенности связан в 72% случаев с оптимистической оценкой будущего. Однако 25% респондентов этого типа, обладающих личностной тревожностью, оценивали будущее пессимистически.

Тип с ситуативной ответственностью, связанный с интерпретацией себя как исполнителя, объекта, в 56% случаев расценивал будущее оптимистически. Из интервью очевидно, что оптимизм связан преимущественно с профессиональной уверенностью (идентификацией).

Однако это исследование, проведенное до августа 1998 г., должно быть повторено в новых более острокризисных условиях. Дополнительными для повторения данного исследования служат следующие соображения. Во-первых, в таком исследовании должна быть четко определена надежность профессиональной позиции респондентов. Этот критерий также должен быть связан с финансовой гарантированностью будущего. Если не учитывать этих критериев, предмет собственно психологического исследования окажется подменен изучением социальных и профессиональных перспектив, хотя одно трудно отделить от другого. Возросший в целом уровень пессимизма в жизненных перспективах непосредственно связан с социальным кризисом. Однако на этом фоне логично предположить, что оптимистические оценки жизненных перспектив связаны именно с личностными типологическими характеристиками, причем именно и прежде всего с “Я-концепцией”, со зрелостью и уверенностью, толерантностью и ответственностью личности и с ценностным способом отношения ко времени жизни и самореализации.

Исследование планирования времени, проведенное В. Ф. Серенковой, соответствовало цели изучить один из аспектов организации времени жизни. Планирование, широко исследованное и за пределами психологии, прежде всего в рамках общей теории управления, как правило, рассматривается как планирование определенных мероприятий, дел, компаний.

К сожалению, практика пятилетнего планирования, ставшая неотъемлемой составляющей социалистического способа управления обществом, не включала одного важнейшего, можно так выразиться, ретроспективного этапа. Не выявлялись причины невыполнения плана, его частичного или “аварийного” выполнения, т.е. проект или цель не сопоставлялись с результатом, что серьезно препятствовало разработке основного звена – средств, способов, стратегий обеспечения выполнения планов и выделения резервных средств на случай возникновения непредвиденных трудностей. Кроме того, из-за отсутствия ретроспективного анализа не выявлялся критерий реалистичности сроков планирования времени.

В данной работе, имеющей целью выявление не социальных, а личностных особенностей планирования, предметом изучения стало именно планирование времени, т.е. способности планирования, связанные прежде всего с оперированием личностью своим временем. Такая постановка проблемы позволила нам предоставить респондентам свободу содержательного определения планов, а именно сделать выбор между планированием проблемы, события, времени в сфере личной жизни или сфере профессиональной деятельности или собственно личностного роста, образа “Я” в будущем.

Для изучения способности-неспособности личности к внутренней детерминации времени наиболее адекватной является модель планирования времени. Эта модель, с одной стороны, очень близка к хорошо изученной в психологии модели жизненных и временных перспектив и тем самым является уже моделью изучения жизненного пути личности, с другой стороны, именно на планировании будущего времени, если даже в прошлом уже сложилась тенденция к внешней заданности времени, можно увидеть, насколько личность испытывает потребность сама определить свое будущее время, освободиться от внешней заданности времени. И наконец, модель планирования времени такова, согласно нашей гипотезе, что здесь испытуемому задается меньше альтернатив (в виде определенных режимов), а он сам выступает в роли субъекта, вольного выбирать более жесткий и конкретный способ планирования (как если бы он планировал конкретную деятельность) или более обобщенный и ценностный (как это происходит при построении перспектив жизни). Иными словами, мы предположили, что планирование времени для одного типа людей осуществляется по схеме, по принципу планирования конкретной деятельности, а для другого – по принципу планирования жизненных перспектив. Для проверки этой гипотезы был выбран фактор – категории планирования времени (более частные, конкретные дела, задачи и т.д. или проблемы самой жизни, ее события и т.д.).

Одной из центральных в этом исследовании была гипотеза о различии более конкретного и более абстрактного планирования времени (соответственно данным об осознании времени только в связи с деятельностью или времени жизни в целом и даже в философском плане). Этому соответствовал параметр опросника, касающийся разных категорий, в которых планируется время, – категорий дел, задач или проблем, смыслов жизни.

Нас интересовало кратковременное и долговременное планирование, а также их соотношение, точнее даже, сопряженность планов разной временной модальности, поскольку, по нашему мнению, она отражает тот уровень временной регуляции, который свойственен каждому конкретному человеку.

Далее, планирование времени мы рассматриваем как начальный личностный уровень достижения целей, соотнесенных с определенным их размещением во временном пространстве.

Наряду с этим важность исследования планирования личностного времени обусловлена и той возможностью, которую оно представляет для изучения личности в ее стремлении к саморазвитию, к движению, возможностью увидеть человека в будущем, близком или отдаленном, в его собственной оценке своего потенциала, оно открывает человека таким, каким он сам хочет себя видеть в будущем. А это, безусловно, важно – особенно в педагогической практике, – суметь увидеть человека не только таковым, какой он есть сегодня, но и рассмотреть то, что еще в нем не раскрылось. Ведь не случайно одним из требований к психотерапевтической процедуре, сформулированным в гуманистической психологии, является то, что клиент должен чувствовать, что его принимают и поддерживают не только таким, каков он есть в настоящий момент, но и в его будущих возможностях. Только в этом случае он становится способным утвердить себя как независимая личность и стать архитектором своего будущего.

В эмпирическом исследовании, которое мы провели с целью выявления особенностей планирования времени личностью, был использован целый комплекс методик, позволивший нам получить достаточно полные сведения об изучаемом объекте.

Исследование проводилось в два этапа – сначала на школьниках-старшеклассниках, у которых существует противоречие между устремленностью в будущее, с одной стороны, и проблематичностью поступления в институт или неопределенностью в выборе профессии, с другой. На втором этапе выборку составили студенты, У которых добавляются и расширяются, сравнительно со старшеклассниками, жизненные сферы планирования, также возрастает его долгосрочность. В этой главе результаты первого этапа исследований в обобщенном виде включены в общие результаты.

На втором этапе эксперимента был проведен опрос с помощью опросника, в который мы включили ряд теоретически выделенных параметров планирования личностного времени.

Было опрошено 110 испытуемых – студентов педагогического вуза. Выборку определило, с одной стороны, то, что этап жизни личности, соответствующий студенческому возрасту, характеризуется приобретением определенного жизненного опыта, достаточной личной зрелостью, проявляющейся в переходе от управления деятельностью внешними стимулами к внутренним мотивам самоуправления, а также наличием объективной возможности в выборе той или иной жизненной стратегии, с другой – необходимостью в актуализации временной рефлексии у молодых людей для поиска оптимального для них способа планирования времени, поскольку, как показал наш собственный педагогический опыт, потребность .в этом свойственна большинству студентов, хотя, безусловно, у одних планирование времени выступает как некоторая когнитивная, у других – как определенная личностная способность, а третьим, как мы уже отметили, ее предстоит приобрести.

Вдохновляющим для нас было то обстоятельство, что наши испытуемые – студенты педагогического вуза, а значит, вооружившись соответствующими знаниями, они смогут в будущем хоть как-то помочь своим ученикам в выборе ориентиров их жизненного самоопределения. Основным методом был оригинальный опросник.

Все выделенные параметры планирования личностного времени, на основании которых были составлены вопросы (всего 22), мы объединили в четыре группы, получившие следующие обозначения:

1) пролонгированные – отражающие масштабность планирования личностного времени, его длительность, стратегичность, прогнозируемость и т.д.; 2) содержательные – ориентированные на выявление тех реальных или идеальных сфер и направлений деятельности, которые включаются в план, а также их соотношения и иерархии; 3) личностные – выявляющие степень выраженности некоторых личностных коррелятов (удовлетворенность планирования временем, учет в своем планировании планов других людей); 4) субъектные – выражающие степень зависимости-независимости личности от внешней заданности и обстоятельств в планировании времени и реализации планов, стабильность-изменчивость планов и др., способность абстрагироваться от событийной и возрастной детерминант.

В исследовании использовался и ряд других методик незаконченных предложений (Б. В. Зейгарник), распределения времени (С. Л. Рубинштейн), шкала временных достижений, измерение мотивации достижения (по данным X. Хекхаузена о взаимосвязи мотиваций и склонности к планированию времени на длительные промежутки).

В соответствии с выделенными группами параметров мы сочли целесообразным строить всю логику анализа особенностей планирования личностного времени.

Весь эмпирический материал по первому этапу исследований мы оценивали по соответствующим критериям, адекватным для каждой группы параметров. Так, для группы пролонгированных параметров был введен критерий оптимальности-неоптимальности, при этом мы опирались на выводы предшествующих работ о том, что наиболее оптимальными типами являются те, которым свойственна долговременная регуляция, следовательно, в соответствии с задачами нашего исследования по этому критерию мы анализировали сопряженность планирования времени на “актуальный период” и отдаленное будущее.

Параметры “содержательной” группы оценивались по критерию “значимой предпочтительности” в планировании времени, в соответствии с которым мы определяли, какая из сфер – профессиональная или личная, и с какой – внешней или внутренней – обусловленностью в первую очередь включается в процесс планирования времени и включается ли вообще.

Удовлетворенность-неудовлетворенность – этот критерий был выдвинут в качестве основного в группе личностных параметров, по которому мы проводили анализ взаимосвязи с характером планирования по степени трудности и реальности, а также по мере представленности в планах испытуемых планов других людей, отражающий один из компонентов экспектации.

Анализ группы “субъектных” параметров проводился в соответствии с критерием “достижимости” планов (или их реализации), который включал в себя также рассмотрение “изменяемости” планов и ее обусловленности, а также подведение итогов планов (как механизма контроля и обратной связи).

Как следует из намеченной схемы анализа, мы предпринимаем попытку рассмотрения планирования личностного времени по различным основаниям, что позволит, по нашему мнению, с одной стороны, всесторонне раскрыть предмет нашего исследования, а с другой – систематизировать различные признаки его в соответствии с уровневой структурой.

Но поскольку само по себе планирование времени отражает некоторую длительность, протяженность, то в качестве базовой мы выделили группу “пролонгированных” параметров, на основе которой были выделены первоначальные тенденции планирования личностного времени.

Первая группа условно может быть названа как прогнозирующее-оптимальная, она определяется тем, что испытуемые, которых мы отнесли к этой группе, характеризуются сочетанием краткосрочного планирования и планирования времени на отдаленное будущее. Им свойственна определенная прогнозируемая непрерывность в планировании, когда план составляется по типу: “если сделаю это, то…”, в то же время в планировании не задается жесткой последовательности (хотя у небольшого числа испытуемых в план включаются в первую очередь наиболее значимые дела, соотносимые с “актуальным периодом”). В свою очередь, это отражается в той объективированной форме, которую предпочитают испытуемые этой группы, – чаще всего это “мысленный план”, затем перечень дел на определенный срок, далее отметки в еженедельнике и очень редко – строгий список дел с указанием точного срока выполнения.

Эти приведенные особенности, характеризующие представителей первой группы, дают нам основания предполагать, что данная группа испытуемых обладает наиболее развитой способностью к временной регуляции, так как наряду с пролонгированным характером планирования времени у них проявляется рефлексия установления причинно-следственной временной зависимости, что, безусловно, ведет к осознанно-практическому “соединению настоящего и будущего, когда человек понимает, что его сегодняшние “деяния” – это основа будущего; поэтому отсутствие жесткой последовательности в планировании можно связывать со способностью испытуемых к переструктурированию “временного содержания” с учетом условий оптимальной реализации того, что запланировано.

В этой группе испытуемых мы выделили подгруппу, названную альтернативно-оптимальной, у представителей которой проявляются те же особенности, что и у испытуемых, входящих в прогнозирующее-оптимальную группу, но они больше склонны не к переструктурированию в рамках одного плана, а к формированию как бы запасных вариантов. Это, с одной стороны, свидетельствует о взаимообусловленности между изначальными структурами, входящими в план, а с другой – о том, что при планировании времени предвидятся некоторые, не зависящие от личности обстоятельства, к которым следует вовремя быть готовым, чтобы они не нарушили (или не повлияли на) реализацию намеченного. Это очень важно еще и потому, что таким образом формируется готовность к преодолению возможных трудностей, препятствий, вырабатывается, если так можно сказать, “механизм” защиты от случайных неожиданностей, т.е. закладываются предпосылки “личностных перспектив”. Хотя, бесспорно, это не означает, что никакие обстоятельства не в силах нарушить планы; видимо, главное здесь в том, что человек не от безысходности изменяет свои намерения, как бы попав в стихийные обстоятельства, а что он сознательно осуществляет определенный выбор, адекватно оценивая личностную значимость и важность возникших обстоятельств.

Вторую группу – однонаправленно-оптимальную – составили испытуемые, у которых обнаруживается взаимосвязь между планированием ближайшего будущего и отдаленного, но подчеркивается стремление к направленности на одну структуру плана, которая как бы уже выбрана и в которой часто намечена своеобразная иерархия. Эта иерархия предполагает, что планирование времени осуществляется наполнением его от более значимых к менее значимым (есть случаи, когда не устанавливается строгая иерархия, но тем не менее даже сама форма плана в этих краткосрочных вариантах более фиксированная – от отметок в еженедельнике до письменного перечня дел на определенный срок).

Как видим, испытуемые этой группы для достижения своих целей предпочитают некоторое “одномерное” движение во времени, и хотя у них не проявляются в достаточной степени прогностические возможности, можно, видимо, предположить, что они достаточно хладнокровно относятся к возникающим обстоятельствам, следуя намеченному, что свидетельствует об их способности удерживать главное на протяжении определенного промежутка времени (хотя не исключено, что рефлексия причинной зависимости здесь может отсутствовать). Поэтому в работе с представителями этой группы важно стимулировать осознание, актуализацию взаимосвязи между настоящим и будущим, поскольку в операциональном плане, как мы уже отметили, она присутствует.

Третью группу мы определили как прогнозирующе-неоптимальную, у которой, с одной стороны, отсутствует сочетаемость планирования на “актуальный период” и на отдаленное будущее, что свидетельствует о “непредставленности” в сознании испытуемых взаимообусловленности настоящего и будущего. С другой стороны, у них проявляются попытки установления определенных зависимостей в границах плана на непродолжительный промежуток времени (что у части испытуемых выражается в стремлении выстроить соответствующую иерархию при планировании и зафиксировать ее в определенной форме – нередко в перечне дел на короткий период времени).

Подгруппа, которая выделена нами в рамках описанной группы, обозначена как альтертативно-неоптимальная, но в ней проявляется тенденция, в определенной степени, варьировать при планировании времени, что может свидетельствовать о некоторых прогностических возможностях и учете возникающих обстоятельств и т.д. (поскольку разные варианты планов создаются из осознанной необходимости), с другой стороны, альтернативность присуща так называемой неоптимальной группе, а это может означать и то, что человек “несвободен” в планировании своего времени, что он зависим от определенных внешних обстоятельств, условий и т.д., что нередко отражает не меру ответственности личности, а всего лишь зависимость от текущих дел).

Четвертая группа обозначена как однонаправленно-неоптимальная и определяется тем, что у представителей этой группы испытуемых прослеживается тенденция к планированию времени в основном на “актуальный период” без создания планов на отдаленное будущее; особенности такого планирования проявляются в отсутствии вариативности, отмечается стремление к выработке только одного плана, но он характеризуется тем не менее (хотя он и краткосрочный) некоторой формальной аморфностью (“мысленный план”, без установления иерархии). Хотя, казалось бы, в данной группе могли бы быть более иерархичные структуры, если сделать это допущение по критерию однонаправленности-вариативности (как это имеет место, к примеру, в группе однонаправленно-оптимальной). Поэтому отсутствие в этой группе временной обусловленности, отражается не только на рефлексии взаимосвязи между настоящим и будущим, но и, как это очевидно, на характере регуляции времени в настоящем (более конкретно – на регуляции времени и его структурировании в “актуальном периоде”).

В пятую группу – ситуативно-стихийную – вошли испытуемые, у которых достаточно выраженная инерционная позиция по отношению к планированию времени, когда подчеркивается невозможность планирования времени, поскольку “в жизни все зависит не от самого человека”; в этой группе испытуемых отсутствует не только взаимосвязь между планированием времени на “субъективно-актуальный” период и отдаленное будущее, но нет и структурирования времени на короткие периоды (день, неделю). Видимо, основной тенденцией для представителей этой группы является ситуативно-пассивное выполнение стихийно необходимых дел, отражающееся в некотором стереотипе “если получится, то…” (вероятно, так может выглядеть для этой группы вариант составления плана по типу “если сделаю это, то…”).

И этот факт еще раз подтверждает мысль о том, что в зависимости от того, на какую основную тенденцию (отражающую сопряженность – говоря в широком смысле – настоящего и будущего), свойственную тем или иным испытуемым, накладываются все другие параметры планирования времени – это сочетание, в конечном итоге определяет качественное своеобразие различных типов (т.е., по сути, в них выражается соотношение “внутренних”, имеющихся уже структур планирования времени и “внешних”, не зависящих от человека обстоятельств, условий, точнее даже – способов взаимодействия с ними).по изданию: К.

А. Абульханова, Т.

Н.

Березина. Время личности и время жизни. – СПб.: Алетейя, 2001.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий